Часть 3. Г. Маркузе: общество нетеррористического тоталитаризма
Представители Франкфуртстской школы или фрейдомарксисты, были, пожалуй, одними из первых западных философов, всерьез занявшихся разработкой дефениции и теории тоталитаризма. Уже мыслители, принадлежащие к старшему поколению франкфуртцев – Адорно и Хоркхаймер выдвинули тезис о связи научной рациональности и политического тоталитаризма, развитие которого привело их к выводу о том, что фашизм есть своего рода диалектический плод парадигмы Просвещения: гипертрофия рацио привела к само-раскрытию в этой рациональности ее иррациональной, мифологической природы.
На основе этого тезиса строилась социально-философская теория франкфуртцев, описывающая репрессивные механизмы современного общества во всех его разновидностях (фашизм, коммунизм, неолиберализм). Младшая генерация школы – Маркузе, Фромм, Хабермас как раз и занимались изучением этой стороны жизни современного социума, причем, наиболее яркой фигурой тут был, наверное, Маркузе – признанный властитель умов оппозиционно настроенной западной молодежи 60 – х годов, идейный лидер студенческих бунтов, получивших название «революции трех М» (Маркс, Мао, Маркузе), создатель идеологии Великого Отказа, оказавшей огромное влияние на западную контркультуру – движения хиппи, панков, битников, рокеров, экологистов, неоанархистов и т.д. Можно сказать, что Маркузе довел до логического завершения «критическую теорию общества» франфуркстской школы и именно этим он и интересен для исследователя репрессивных механизмов постмодернистского капитализма.
Маркузе вполне разделяет положение Адорно и Хоркхаймера о тоталитарном характере науки и техники Нового времени. Наука экспериментального типа уже заражена вирусом фашизма. На место гармонии с природой, к которой стремились люди дотехнологической цивилизации, и которая реализовывалась в мифе и религиозных мировоззренческих установках, рационалистическая парадигма Просвещения предлагает модель «Абсолютный Господин – Абсолютный Раб». Согласно ей, человек призван полностью покорить природу, низвести ее до пассивного и безгласного материала, служащего удовлетворению наших многообразных потребностей. При этом употребляются самые жестокие методы: так, один из основных инструментов этой науки – эксперимент, который представляет собой не что иное как пытку природы (Галилей говорил, что эксперимент – это «испанский сапожок», который надевается на природу, для того, чтобы вырвать у нее ее секреты).
В конце концов саморазвитие этой логики приводит к политическому тоталитаризму. Человек ведь тоже — часть природы, так что из тезиса: «мы должны полностью подчинить себе природу» прямо вытекает тезис: «мы должны научиться управлять обществом и человеком». Прогресс порождает тоталитаризм, классическая механика и паровая машина рождают Освенцим.
Таким образом, Маркузе исходит из выведенного еще старшими франкфуртцами определения тоталитаризма, согласно которому он характеризуется не только наличием государственного прессинга на человека – иначе не было бы никакой разницы между тоталитаризмом и классическим древним деспотизмом, но еще и особым мирочувствованием, замешанным на тотальной рациональности. Тоталитаризм есть порождение нашего времени, привыкшего все раскладывать по полочкам, подгонять под общий, рационалистический аршин, делать все абсолютно прозрачным и абсолютно предсказуемым. Идеал тоталитарного проекта – общество-машина, где люди выполняют роль винтиков, разумеется, ничего подобного не могло и прийти в голову человеку античности или средних веков, когда господствовало совершенно иное, органическое понимание космоса и общества, для этого должна была произойти научная революция. Итак, в основаниях тоталитаризма лежит абсолютизация рациональности и если в этом обществе и проявляются иррационалистические феномены – факельные шествия, сожжения книг, абсурдные обвинения в шпионаже, то это расплата за гипертрофию рацио, диалектическое перерождение «логоса» в «мифос».
С точки зрения Маркузе, переход общества западного типа к тоталитаризму произошел с началом 1 мировой войны – именно тогда началось формирование опирающихся на научную рациональность механизмов общественного контроля (до этого власть не ставила себе целью подчинить себе умы и волю всех граждан, причем, методичным единообразным способом, и удовлетворялась необходимым, эпизодическим политическим и идеологическим насилием). Однако тоталитаризм по Маркузе можно подразделить на два типа – военно-полицейский, открытый, к которому он относил советский и фашистский режимы, и либеральный, нетеррористический, мягкий, окончательно сформировавшийся в Европе и особенно в США после 2 мировой войны. Маркузе не считает их взаимоисключающими, они в разной степени могут срастаться и дополнять друг друга – так, противостояние между США и СССР в «холодной войне» Маркузе рассматривал как симбиоз двух тоталитарных режимов, которые за счет создания образа врага и его пропагандистской эксплуатации лишь поддерживают и укрепляют друг друга.
Если советский тоталитаризм Маркузе исследовал в работе «Советский марксизм», фашистский – в некоторых разделах книги «Разум и революция», то изучению неолиберального тоталитаризма был посвящен его труд «Одномерный человек». Эта книга начинается фразой, в которой как в фокусе собран ее основной смысл: «В развитой индустриальной цивилизации царит комфортабельная, умеренная, демократическая несвобода, свидетельство технического прогресса». Созданы мощнейшие механизмы подавления скептицизма и протеста в самом зародыше – телевидение, радио, газеты, шоу, реклама, лотерея. Повсюду царит лояльное «счастливое Сознание», которое удовлетворено контролируемым комфортом, убаюкано ложной свободой и не желает пользоваться даже доступными ему критическими институтами. В этом обществе почти не преследуют за убеждения, потому что почти нет людей, которые умеют мыслить самостоятельно и располагают собственными убеждениями. Везде царит культ унификации – покупают те товары, которые рекламируются, повторяют те мысли, которые признаны «прогрессивными», одеваются в те вещи, которые объявлены модными. Создана целая система искусственных потребностей, при помощи которых человека вовлекают в бешенную гонку по кругу, составляющую бессмысленную суть общества постмодернистского капитализма. Если ты не купишь новый приемник и новые джинсы, тебя не признают достаточно «продвинутым». Но для того, чтобы их купить, нужно заработать деньги. А их можно заработать, трудясь на фирме, в концерне, на фабрике и производя все новые и новые приемники и джинсы. Или в газете, в пиар-компании, на ТВ и рекламируя эти приемники и джинсы. Мода меняется, нужно за всем поспевать, в итоге человек абсолютно доволен своей жизнью, абсолютно лоялен к своему правительству и имеет только одно беспокоящее его желание – потреблять, потреблять и еще раз потреблять.
Такого человека Маркузе характеризует как «одномерного», указывая на отсутствие в его духовной конфигурации «объемности», «сложности». Легко заметить, что это — псевдоним «человека масс» Хосе Ортеги-И-Гассета, торжествующей посредственности, самодовольного мещанина, который не способен к творческой деятельности, но при этом уверен, что весь мир существует лишь для него, что свет в лампах загорается сам по себе, по законам природы и не стоит за ним труд, душевные драмы и озарения тысяч ученых и инженеров, пот миллионов рабочих. Маркузе с горечью констатирует, что в современном западном обществе таких большинство и что в этом смысле пролетарий ничем не отличается от буржуа, средний интеллектуал – от продавца пылесосов. И владелец фирмы и негр-коридорный смотрят одни и те же телепрограммы, напевают одни и те же популярные мелодии, они – представители одной и той же культуры, называемой поп- или мас-культурой, хотя правильнее было бы ее обозначит как посткультура. Она поглотила классическую литературу, живопись, театр, переварила все и в итоге получилось мессиво, которое напоминает поп-артовские картины, где изображения Джоконды соседствуют с приклеенными на холст окурками. В этой «одномерной культуре» нет места Истине, Добру, Красоте – это для нее анахронизмы, пережиток феодализма, в ней есть только товар, который вовлекает в свое поле и поглощает все, политические взгляды отныне – товар, талант – товар, красивое лицо – товар, гениталии – товар, почки – товар, дети – товар… Парадигма товара все унифицирует, денежное исчисление все усредняет, разница между законом против наркотиков и партией героина здесь измеряется в долларах.
Маркузе называет мир «одномерных людей» «обществом без оппозиции». Здесь и вправду нет принципиальных противников этого строя, а если кое-кто и называет себя так, то с ним легко договориться. Для каждого есть своя цена – для одного портфель министра, для другого – престижная литературная премия. Ассортимент этого общества велик, недаром его называют «обществом потребления», однако, в полном согласии с законами диалектики, оно и самое бедное, ведь оно может предложить только товары и ничего кроме товаров… Свобода, которой это общество так кичится в общем-то иллюзорна, это свобода выбора между пепси — и кока-колой, демократической и республиканской партией, короче, между товарами примерно одного качества.
И откуда в этом мире появиться настоящей свободе, настоящим оппозиционерам, ведь властная элита здесь располагает мощнейшими механизмами подавления, скрытой идеологией, «растворенной» в кино, рекламе, шоу, сильной именно тем, что большинство людей этого общества искренне убеждены, что никакой идеологии в нем не имеется, что они живут в «свободном мире».
Маркузе, подобно другим франкфуртцам – например, Фромму, стремился постичь суть психологии этого «одномерного человека» и пришел к неутешительному выводу, что ее следует характеризовать как фашизоидный тип сознания. Его основные черты – ограниченность, самодовольство, ненависть к другому, непохожему, оригинальному. Всякая несхожесть сразу же включается в идеологический дискурс, начинает работать на него, становится товаром, поглощается – как, например, гомосексуализм или пацифизм. Примером такого государства «скрытого фашизма», где властвует агрессивное, ханжеское большинство для Маркузе и других франкфуртцев служили США.
В молодые годы Маркузе жил надеждой в изменение положения вещей, в революционный заряд «изгоев», «люмпенов», вышвырнутых на обочину в обществе потребления, в очистительную силу сюрреалистического, авангардистского искусства, предназначенного развеять пропагандистские чары, в действенность Великого Отказа от всех буржуазных ценностей. Но затем, после неудавшихся студенческих революций 60-х, он все больше и больше стал видеть будущее в черном цвете и постепенно отошел от политики и с головой погрузился в академическую науку. Однако его анализ общества «либерального тоталитаризма» стал классическим образцом современной критической социальной теории, с которой, может быть, не все согласны, но от которой все же невозможно просто так отмахнуться, так как она ставит, действительно, «больные» вопросы и указывает на реально существующие проблемы.
Часть 1. «Другой Запад»: западные интеллектуалы против капитализма
Часть 2. Антонио Грамши: теория гегемонии
