Будущий американский президент Дж. Картер в 1943 г. поступил в военно-морское училище в Аннаполисе и стал первокурсником, или «плебеем». Жизнь среди четырех тысяч гардемаринов — неумолимое наказание за малейшие провинности: дурные, по мнению старшекурсников, манеры за столом, например, приводили к тому, что «плебей» ел под столом, если вообще ему давали поесть.
Дж. Картер напишет в своей автобиографии: «Спасения не было даже при самом похвальном поведении. Порой муштра приобретала зверский характер. Стоило прослыть слабаком — и кары сыпались со всех сторон. Такому оставалось только сбежать из училища». Что бы ни делали с «плебеем» Картером, он улыбался. А было больно: «плебея» били тяжелыми металлическими подносами, ручками метел, массивными черпаками. Побои Картер претерпел и за то, что отказался увеселять своих мучителей песней «Маршируя по Джорджии». Песни из него так и не выколотили. Знаток жизни президента Дж. Картера публицист Дж. Вутин объяснил в 1978 г. в чем было дело:
«По сей день на Юге США есть места, особенно в штате Джорджия, где одно упоминание имени У. Т. Шермана (если ему не предшествует грубая брань) может вызвать потасовку или угрозу побоев. Из всех генералов Союза, вторгшихся в Конфедерацию, его ненавидят больше всех, и вражда пережила целое столетие, в основном из-за его «марша к морю» после сожжения Атланты. Федеральные войска Шермана прошли на восток к Саванне, оставив за собой пепел и полное разрушение. Это стало легендой, нашедшей отражение в песне «Маршируя по Джорджии». …Картер не желал произнести хоть строчку из этой грязной баллады. «Нет, сэр, я не буду ее петь», — отвечал он. Его мучители настаивали, но он не уступил. До конца пребывания «плебеем» он подвергался все более мучительным истязаниям».
А за что, собственно? Гардемарины-старшекурсники не добились всего-навсего, чтобы юноша из штата Джорджия воспел «подвиги» их предков, пустивших по миру, его предков во время гражданской войны.
Вот так остро прореагировал в третьем поколении Дж. Картер на применение «стратегии террора» в отношении самих американцев, стратегии, разработанной в США против тех, кого в Вашингтоне определят неприятелем.
На заключительном этапе гражданской войны в США, в 1861 -1865 гг., на белое население — соотечественников обрушили «стратегию террора», к тому времени отработанную столетиями в бесчисленных войнах против индейцев.
Решение об этом принял главнокомандующий армиями северян генерал У. Грант. Рассказывая, как мысль о «стратегии террора» пришла к Гранту, его полуофициальный биограф А. Бадо заметил: «Большинство генералов на всех театрах пытались проводить операции, как будто они действовали на территории иностранных государств. Они стремились переиграть врага, захватить позиции и достичь победы чистой и простой стратегией. Однако эти методы недостаточны в гражданской войне… (Грант рассудил) что нужно уничтожать вражеские армии и питавшие их ресурсы, поставить перед каждым вражеским соединением выбор — либо уничтожение, либо капитуляция… Рабы, запасы, урожай, скот, равно как вооружение и боеприпасы, — все, что нужно для ведения войны, — оружие в руках врага, а все его оружие подлежит уничтожению».
Прояснив проблему для себя, Грант очень быстро обратил в свою веру подчиненных генералов. Внушениями и личным примером.
Указания Гранта были безоговорочны. В 1864 г. он приказывает генералу Ф. Шеридану: «Нам желательно обратить в пепел долину Шенонда». Шеридан докладывает Гранту о выполнении приказа в плодороднейшем сельскохозяйственном районе: «Уничтожено 2 тыс. амбаров с зерном, сеном и инвентарем, свыше 70 мельниц со складами пшеницы и муки, перед армией гоню свыше 4 тыс. голов крупного рогатого скота, перебито и роздано солдатам не менее 3 тыс. овец. Местное население начинает уставать от войны».
Генерал У. Шерман уже тогда, видимо, сообразил, что попрание законов и обычаев войны отнюдь не украшение, посему выдавил из себя объяснение: «Война — ад». Тем и ограничился. В наше время гарвардский профессор М. Уолцер в исследовании «Справедливые и несправедливые войны» (1980) заметил: «Фраза «Война — ад» выражает доктрину, а не просто определение, это моральная аргументация, попытка оправдать себя». Шерман считал, что он совершенно неповинен во всех этих действиях. В каких именно?
Во главе 60-тысячной армии он прошел по штатам Джорджия, Северная и Южная Каролина, полностью опустошив обширные районы, общей площадью в 37 тыс. кв. миль, примерно равные территории Голландии и Бельгии. Армия Шермана сравняла с землей города, начав с Атланты. Впереди колонн войск, шедших фронтом примерно в 100 км, в повозках везли связанных пленных. По тому, взлетали ли они на воздух, определяли, где заложены мины.
Вот как видится «марш к морю» — от Атланты до Саванны в книге «Войны Америки» (1968) популярного в наши дни в США военного историка Р. Леки: «Солдаты Шермана вступили (15 ноября) на богатейшие земли. …Реквизируя повозки на фермах, они грузили их беконом, яйцами, кукурузой, курами, индейками, утками, сладким картофелем, всем, что можно было увезти, и к вечеру свозили все это в бригаду. Другие отряды гнали скот, убивая тех животных, которых нельзя было взять с собой. Экономя патроны, свиней рубили саблями, лошадей и мулов — топором между ушами. С восхода до заката тощие ветераны, привыкшие к сухарям и солонине, жрали ветчину, бататы, свежую говядину. По мере продвижения по Джорджии они толстели и становились гладкими.
От края до края стокилометрового фронта движения армии мрачные столбы дыма отмечали ее путь: жгли склады, мосты, амбары, фабрики и заводы. Не щадили даже частные дома… Стариков и беспомощных женщин заставляли указывать тайники, где они прятали серебро, драгоценности и деньги. Шерман почти не шевелил пальцем, чтобы остановить происходившее. «Война, — жестокость, и ее нельзя рафинировать», — объяснил он жителям Атланты…
Разрушение железных дорог было также целью марша, и об этом Шерман писал: «Я лично позаботился». Рельсы сдирались, разогревались на кострах из шпал, а затем их гнули о стволы деревьев и бросали бесполезным хламом. Везде валялись эти «заколки Шермана» или «булавки для галстука Джеффа Дэйвиса» (по имени президента Конфедерации — Н. Я.). Так, потоком расплавленной лавы длиной в 500 км и шириной в 100 км, армия Шермана дошла до моря».
Изгоняя из родных очагов местное население, Шерман писал: «Я знал, что из этих мер население Юга сделает два важных вывода: во-первых, мы по-настоящему взялись за дело; во-вторых, если они искренно придерживаются своего лозунга «Умереть в последней траншее», то им скоро представится эта возможность». Шерман докладывал Гранту: Мы сражаемся не только с вражескими армиями, но с враждебным народом.
Мы должны заставить старых и молодых, богатых и бедных испытать, что означает жестокая рука войны». Подводя итоги «подвигам» своей армии в Джорджии, Шерман в донесении президенту А. Линкольну горделиво сообщал: ущерб штату — 100 млн. долларов, из которых на 20 млн. долларов потребили продуктов солдаты.
Однако «дядюшка Билл», как прозвали Шермана в армии, был наделен достаточным рассудком, чтобы не афишировать свои свершения за пределами штатов, испытавших его «стратегию террора». Он люто ненавидел журналистов, этих «газетчиков», говаривал он, которые «подхватывают случайные слова, возбуждают зависть и наносят неисчислимый вред». Описанию этой кампании мы обязаны книге офицера штаба Шермана майора Дж. Николса, естественно, патриота своей армии. Так во время «марша к морю» была не только апробирована в широких размерах «стратегия террора», но и заложены основы сопутствующего ей принципа — держать язык за зубами о бесчинствах и преступлениях американской военщины.
Тем не менее марш армии Шермана и последующие меры правительства США на Юге страны запомнились надолго. Американский посол в Германии в середине 30-х гг., наслушавшись жалоб гитлеровцев на Версальский договор, буквально взорвался. По словам посла Додда, договор «совсем не так плох по сравнению с тем, что Соединенные Штаты навязали побежденному Югу в 1865–1869 гг. и что привело к пятидесятилетнему угнетению этого района, более суровому, чем все тяготы, выпавшие на долю Германии».
Известный американский военный теоретик Р. Уигли, создающий пухлые труды о военной стратегии США, в 1981 г. в очередном томе «Полководцы Эйзенхауэра» указал на преемственность образа действий Пентагона в 1943–1945 гг. за океаном, аналогичных тому, что проделали Грант с сообщниками в 1864–1865 гг. в своей стране: «Гражданская война сформировала концепцию ведения крупной войны американской армией так, что она оказала глубочайшее воздействие на ведение ею второй мировой войны… Было введено в действие наследие гражданской войны с ее упором на голую силу. Правильной дорогой к победе в широкой войне был избран образ действия армии Союза — использовать превосходящую военную мощь, как поступал Грант, для истребления вооруженных сил врага и уничтожения вражеских экономических ресурсов и воли к победе, что делали генералы У. Т. Шерман и Ф. Шеридан-Конечная цель — победоносная Америка навязывает свои политические цели поверженным». Уже само уважительное упоминание Шермана и Шеридана, сравнение их с Грантом свидетельствуют, кого в военной науке США ставят на первое место как плодовитых стратегов.
Что до военной эффективности «стратегии террора» Шермана, то ее оценки с этой точки зрения очень противоречивы. То, что уничтожение ресурсов на Юге было гигантским (генерал Ф. Шеридан возвышенно заметил: «Даже вороны должны нести свою пищу»), сомнений не вызывает. Однако «марш к морю» Шермана оказался возможным только потому, что военные силы южан были либо уже разгромлены, либо скованы на других театрах. Шерман воевал против мирного населения. Тем не менее в другой книге — «Как воюют США» (1973) Р. Уигли отметил: «Марш Шермана по Джорджии и обеим Каролинам зачаровывает военных специалистов как в США, так и за рубежом, восхищение им не уменьшилось, а возросло в двадцатом столетии… Когда новая военная техника — мотор внутреннего сгорания на самолете и танке, казалось, открыла новые возможности для претворения в жизнь стратегии Шермана, восхищение им еще более возросло. Если бы Шерман располагал самолетами, он сумел бы на деле лишить армии южан экономических ресурсов, необходимых для ведения войны, одновременно подорвав моральный дух народа».
Оставляя в стороне гипотетические «если», следует подчеркнуть: генезис ныне действующей военной доктрины США — это война 1861 -1865 гг. В специальном английском военном исследовании под редакцией Я. Бекетта и Дж. Пимлота «Вооруженные силы и современные противопартизанские действия» (1985) категорически сказано: «Доктрина американской армии восходит к гражданской войне шестидесятых годов прошлого столетия». Разумеется, в первую очередь к той главе, которую вписал в нее кровью генерал Шерман со своими головорезами.
Среди самых привлекательных для американских военных сторон «стратегии террора» — ее «дешевизна», т. е. собственные потери не идут-де ни в какое сравнение с неприятельскими. Это, по всей вероятности, явилось немаловажным обстоятельством для тех, кто побудил принять «стратегию террора» к исполнению в вооруженных силах США. А на деле?
Во вторую мировую войну Соединенные Штаты претворяли в жизнь «стратегию террора», конечно, не танками образца «Шерман» — их задачи не выходили за рамки обычных боевых действий, — а стратегическими бомбардировками. Их результаты командованию авиации и сторонним наблюдателям-дилетантам представлялись разительными. Но компетентные исследователи судят иначе, подчеркивая, что нацистская Германия была повержена отнюдь не «стратегией террора». Тот же Р. Уигли совершенно справедливо указал: вторая мировая война была коалиционной, и если потери западных союзников «ограничились терпимыми размерами, то объяснялось это жертвами и яростной борьбой русских». В то же время потери мирного населения от этих бомбардировок были таковы, что «воздействие войны было куда более жестоким, чем мог добиться Шерман».
По официальным данным, в результате бомбардировки оккупированной Франции авиацией западных союзников было 67 068 убитых и 75 660 искалеченных. В основном от американских бомб, ибо авиация США бомбила с больших высот и нередко по площадям. Дж. Фуллер, английский военный теоретик, вскоре по завершении войны заключил: «Стратегические бомбардировки . Германии, вплоть до весны 1944 года, были расточительным и бесплодным предприятием. Вместо того чтобы сократить войну, они только затянули ее, ибо потребовали излишнего расхода сырья и рабочей силы». Само воздушное наступление, не щадил эпитетов Фуллер, «возврат к войнам первобытной дикости, совершенный Англией и Соединенными Штатами». Неслыханные ресурсы, растраченные на стратегические бомбардировки, в сущности оказались брошенными на ветер. Объектами воздушного наступления были относительно небольшие по территории страны, с высокой плотностью населения — Германия и Япония. А Советский Союз занимает шестую часть земной суши! Были веские причины впасть в раздумья самого тягостного свойства: претворить в жизнь «стратегию террора» на таких территориях представлялось совершенно нереальным. Появление атомного оружия вызвало неистовое воодушевление в Вашингтоне — наконец появилось средство нанесения поражения «врагу», каковым определили Советский Союз американские политики и стратеги уже на рубеже войны и мира.
С августа 1945 г., когда были превращены в пепел Хиросима и Нагасаки, миллионы слов были сказаны и написаны по поводу этого чудовищного преступления, которое, однако, отличнейшим образом вписалось в американскую военную традицию. Во всяком случае применение атомного оружия против мирного населения не вызвало никаких нежелательных для власть имущих эмоций у тех, кому вверена вооруженная мощь США, — офицерского корпуса американских вооруженных сил. Тому ярчайшее свидетельство на диво уравновешенное душевное состояние тогда и по сей день офицеров, принесших на крыльях бомбардировщиков Б-29 мега-смерть к Хиросиме и Нагасаки. В 40-ю годовщину атомной бомбардировки — в 1985 г. самые распространенные в США политические еженедельники напечатали обширные коллективные обзоры по поводу случившегося 6 августа 1945 г.
«Ньюсуик» озаглавил материал в своем номере от 29 июля 1985 г. «Жизнь с Бомбой. О первом поколении атомной эры». Журналисты рассказали, как подполковник П. Тиббетс собрал экипаж бомбардировщика, которому предстояло сжечь Хиросиму, молодых офицеров, накопивших боевой опыт в бомбардировках германских городов. 23-летний штурман майор Т. Ван Кирк, почти его ровесник бомбардир, педант и аккуратист Т. Ферби. Примерный сын бакалейщика 29-летний Тиббетс по-семейному повелел написать на носу самолета имя матери — Энола Гей.
Экипаж тренировался почти год в США, и наконец их эскадрилья передислоцировалась на остров Тиниан, с которого американские бомбардировщики громили японские города. Когда пришло время выполнить задание, служивым Энолы Гей показали фото атомных испытаний в пустыне Нью-Мексико. Они четко представляли, что им предстоит. Ферби приказал сделать приборку в самолете, придирчиво проследить за подвеской атомной бомбы в отсек.
В 2.45 по местному времени Тиббетс поднял самолет и повел его к Хиросиме. Около 8.15 Ферби оповестил экипаж: «Вижу мост», один из 81 мостов Хиросимы, точка прицеливания. Все в самолете помнили, как во Франции они сбрасывали бомбовый груз очень приблизительно. Ван Кирк проверил через бомбовый прицел. В 8.15 бомба пошла вниз. Ферби удовлетворенно кивнул — почти в цель. Взрыв последовал метрах в 250 от нее. Тяжелый бомбардировщик сотрясало от ударных волн.
«В самолете воцарилась тишина. Город исчез. Остался клубящийся дьявольский котел черного дыма. По границе его полыхали пожары, а вверх поднималась туча, которая, по мнению Тиббетса, походила не на гриб, а на нераскрывшийся парашют. «Боже мой, — воскликнул второй пилот Б. Льюис, — смотри, как растет этот сукин сын!» Столб дыма достиг высоты их самолета — 10 километров и все стремился ввысь. Тиббетс раскурил трубку. Они затеяли своего рода игру — на каком расстоянии от Хиросимы перестанет быть видимым этот столб дыма. Хвостовой стрелок был последним, видевшим его. Ван Кирк прикинул: от Хиросимы отлетели на 363 мили».
Журналисты из «Ньюсуика» подробно расспросили Ван Кирка о его последующей жизни. Он очень быстро расстался с военной службой и с 1950 г. работал в отделе продаж корпорации Дюпона, «прирожденный торгаш, чарующая улыбка, голос диктора, самоуверенность, привезенная с войны вместе с орденами». Корпорация неплохо расплатилась с ним за верную, 35-летнюю службу.
«Он почти не говорит об атомной бомбе, — заявила его секретарша в отделе продаж Дюпона в пригороде Сан-Франциско. — Он в сущности заявляет: ему наплевать на эти разговоры».
«Ньюсуик» написал: «Ван Кирк отнюдь не раскаивается по поводу того дня, когда его жизнь изменилась над Хиросимой. При тех же обстоятельствах, по его мнению, он сделал бы то же самое. Он знает, что о бомбе спорят почти с того момента, когда они сбросили ее.
Он, Тиббетс и Ферби встречаются редко на сборищах 509-й смешанной эскадрильи. Отнюдь не угрызения совести мешают им видеться чаще, просто они лучше чувствуют себя среди приятелей, с которыми воевали на европейском театре, о чем и вспоминают. Они считают прискорбным внимание прессы к пьяным бредням Клода Изерли, пилота метеорологического самолета, облетевшего Хиросиму, что побуждает думать, как будто все они душевно тронулись. Это не так. Тиббетс успешно заправляет авиакомпанией в Огайо, Ферби очень выгодно торгует недвижимостью во Флориде, их жизни, как и жизнь Ван Кирка, бомба отнюдь не отравила. «Черт возьми, — как бы выразил общее мнение их всех Ферби, нажавший ту кнопку, — это было дело. Я сделал его».
Да, считает Ван Кирк, это было дело, которое надлежит рассматривать в контексте войны, акт войны в интересах ее окончания, увенчавшийся историческим успехом, а они — герои. Конечно, по сей день раздаются упреки, иногда активисты антиядерного движения позванивают им по ночам, домогаясь, чтобы члены экипажа Энолы Гей выразили сожаление. Они его не выражают. Их совесть чиста, они спят спокойно. Когда Ван Кирка кто-то спросил, тревожит ли его чувство вины или дурные сны, он расплылся в улыбке и отрицательно покачал головой. Когда он вернулся с этого задания, то перекусил, выпил несколько бутылок пива, поспал и за последующие 40 лет не провел ни одной ночи без сна по поводу бомбы».
Журнал «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» 5 августа 1985 г. поместил статью под заголовком «Герои. Выдающаяся доблесть на войне и спокойная жизнь в мире», заключив ее жизнеописанием Тиббетса. От эпохального события — сброса атомной бомбы «на земле 80 тыс. людей уже погибли, 80 тыс. человек были ранены и 62 тыс. зданий Хиросимы уничтожены. Спустя час после того, как бомба была сброшена, экипаж Энолы Гей устроил ленч на пути назад к Тиниану. Они диктовали свои впечатления об увиденном в диктофоны.
По сей день Тиббетс, которому уже 70 лет, не знает, куда делись эти записи. Но он знает, почему многие американцы считают, что он и члены его экипажа с тех пор якобы страдают от алкоголизма и различных психозов. Тиббетс говорит:
« Русская пропаганда изображает меня в искаженном виде. Прилагаются усилия дискредитировать нас, заставить мир поверить, что США могли найти только безумцев, чтобы сделать то, что сделали мы. Я могу заверить вас только в одном. Никто из находившихся тогда в моем самолете не страдал от психических расстройств или провел хоть одну ночь без сна по поводу сделанного.
Я прослужил в военно-воздушных силах 30 лет и ушел в отставку генералом. Последующие 15 лет я работал в авиационной фирме в Колумбусе, штат Огайо, и ныне ее президент…»
Яковлев Николай Николаевич
Из книги: Война и мир по-американски: традиции милитаризма в США. 1989 г.
Читайте также Расстрелы мирных демонстраций в США