Если проследить практически любую публикацию, касающуюся видита в 1959 году ‘Dior’-а в Москву — будь то сообщение в блоге или статья в глянцевой прессе — это событие всегда подаётся, как рабочий визит богов Олимпа на Остров Невезения. Расстановка сил такая — ухоженная Жози, дышащая духами и туманами VS замотанная коммунальным бытом, одутловатая Маша с Уралмаша. Прекрасная Жози всегда при стильной сумочке, при шёлковом белье, при каблуках и при новых чулочках. У Маши — линяло-серое платье, сшитое на руках, по выкройкам 1939 года, стоптанные бахилы и муж-алкоголик. Маше запрещены атласные простыни потому что ей запрещены любовники. В этом всё и дело. Нет секса — зачем атласные? И вообще — зачем простыни? Спи на голом полу, отгоняя клопов и злых духов заговорённым веником.

Вернёмся к Диору, точнее к ‘Dior’-у, вещи которого не были доступны простой советской труженице, знающей два вида мыла — хозяйственное и банное (если труженица живёт зажиточно и буквально бесится с жиру!). В ароматно-крепдешиновой Франции, где, по мнению иных товарищей, флаконы духов буквально свешиваются с платанов, в элитных домах мод одевались единицы. Особенно в те годы, когда красные Диоро-Сен-Лорановские платья мелькнули на Красной же площади. Одеваться у Баленсиаги, Фата, Живанши, Диора могли только самые богатые и самые…проверенные женщины. Не в том смысле проверенные, что идеологически праведные. Они должны были соотвествовать концепции того или иного Дома. Это сейчас модельеры сами ищут скандала, чтобы засветить своё имя рядом с бунтующей звездой. Тогда модный Дом держал марку. Всё тот же Диор писал, что его клиентка — утончённая дама и только она имеет право на. Существует байка, которую, правда, часто выдают за реальность, но пока нет документального подтверждения факту, это — всего лишь байка…

Так вот, существует милейшая байка, что Диор «отказал во взаимности» молодой и перспективной красотке Брижит Бардо только потому, что считал её вульгарной и простоватой. Она не вписывалась в стилистику его задумок, поэтому он не будет шить ей платье! Ибо после неё кто же захочет пошить себе костюмчик-тальёр или шикарное платье из японского шифона?! Ни одна благоуханная леди больше не переступит порог этого вертепа! Так рассуждали тогда все эти капризные кутюрье, поэтому даже если насчёт Брижит Бардо — всего лишь байка, то она всё равно подтверждает сказанное. В другом Доме была иная политика — там пожалуйста. Это я о чём? О том, что простая француженка Жози, как и простая советская Маша, одинаково не имели доступа к платьям от ‘Dior’-а. Только Жози могла облизываться на всё это, проходя мимо витрин или каждодневно листая журналы. Итог-то всё равно — одинаков. Ни Жози, ни Маша с Диором отнюдь не были на дружеской ноге. Точнее — он с ними.

Cиндром ‘Dior-a в Москве’ — это намеренное смешивание жанров, сравнение их центральных витрин — с нашими провинциальными задворками, их принцев — с нашими нищими. Манекенщицы Диора, выпущенные бы не в ГУМ, а в Bon Marché вызвали бы точно такую же реакцию со стороны простых парижанок. Платья дома ‘Dior’ сразили бы Жози точно так же, как они сразили Машу. Хотя бы потому что манекенщица — это не просто женщина, это профессиональная красавица, задача которой подать и обыграть, а в некоторых случаях даже — обессмертить платье (как это умела делать фотомодель Довима). Великолепная женщина в элитном наряде посреди обычных горожанок — это ли не шок? Но нет. Советские пигмейки были потрясены вещами, которые в Париже имеет каждая вторая. Через одну — в Диоре. Потому что остальные от — Живанши.

…Те, которые не успели отвариться у Баленсиаги. Совсем нищие — те к Шанель бегают, она тётка демократичная, сама из низов. А если чуть раньше, этак в 1920-х годах? Почему в СССР ехали толпы западных спецов? От большой любви к большевикам? Да им было всё равно. Они бежали от холода-голода и невостребованности. Это только для наших современных либералов-западников 1920-е годы на Западе — это эпоха джаза и фицджеральдовских красавиц, а советские-двадцатые — грязюка, Швондер и красная косынка. Дорогие либералы! Если для вас даже Эрих-Мария Ремарк недостаточно брутален — почитайте хотя бы «Тропик рака» Генри Миллера. Вот, где сточная канава. Вот, где клопы, рядом с которыми зощенковские клопы — просто неумелые второгодники, сосланные в Ленинград за профнепригодность.

Франция 1960

Просто это очень легко — сравнивать обложку ‘VOGUE’ за 1928 год с фотографией саратовской коммуналки того же года. Магазин ‘Cartier’ — с провинциальным сельпо — ну, ни одного колье! Жену ихнего финансиста — с женой нашего тракториста. А давайте по другому! Будем столь же избирательны, как и антисоветчики — сравним «Тропик рака» с…Летающими Городами Георгия Крутикова или с Сатурнием Виктора Калмыкова? После тошноты, вызываемой бытописаниями Генри Миллера погрузимся в сладостный мир журнала «Современная архитектура» 1927-1929 годов. Слабо? Что — нескладушки? Вот именно. Подобное надо сравнивать с подобным. Клопов — с клопами. Ивана Леонидова — с Ле Корбюзье. Их работниц — с нашими. И очень часто сравнение будет не в пользу тамошних. Кстати о Диоре… В конце 1920-х годов, когда Кристиан был ещё молод, горяч и не собирался создавать дамские финтифлюшки, он тусовался с архитекторами и даже совершил поездку в СССР. Зачем ехали? Учиться новым формам, линиям, современному взгляду на архитектуру. Казалось бы — Корбюзье под боком. А нет же — ломанулись в Ленинград. А всё почему? Да потому что!

www.perunica.ru

Читайте также: Нью-Йорк 70-х