Как могут захватчики, зная свою посредственность, утверждать свои привилегии? Только одним путем: лишить колонизированный народ возможности гордиться собой, лишить коренных жителей звания человека, и определять их только через частицу «не» — животных, а не людей. Это нетрудно сделать, потому, что система лишает их всего.

Жан Поль Сартр

Те, кто смеются антиирландским шуточкам, вероятно, не подозревают, какая длинная у них борода. Антиирландские предрассудки глубоко укоренились в английской культуре. Одни за другими завоеватели пытались оправдать свою жестокость, унижая ирландцев, как они делали это с другими жертвами — коренными американцами, африканцами, индийцами, китайцами, женщинами, рабочим классом…

Английское имперское высокомерие поддерживается уже 8 столетий такими писателями, как Норман Джерард Валлийский, елизаветинский поэт Эдмунд Спенсер, философ 18 века Дэвид Юм, викторианцы Томас Карлайл и Чарльз Кингсли. Эту славную традицию продолжают политики, журналисты, карикатуристы, комики на ТВ. Они помогают прикрыть неприглядную правду о роли Англии в Ирландии и помешать решению проблемы.

Ирландские шуточки

«Это — тема, которая заставляет каждого истинного англичанина расслабиться, как ни напряжен он был, и улыбнуться, и начать беседу, как ни сжаты были его губы… Кто может удержаться от смеха при одной мысли об ирландской шуточке?»

Это фраза из книги англо-ирландской писательницы Мэри Эджворт и ее отца Ричарда Лоуэлла Эджворта, опубликованной в 1802 году. Эта книга — резкий и остроумный выпад против «ирландских шуточек».

Анти-ирландский расизм, порождающий анти-ирландские шуточки, очень старая тема в английской культуре. Это — одно из самых ранних проявлений всепроникающего предрассудка, согласно которому англичане, культурно и психологически определенные как белые, англосаксы, протестанты — «выше» любого другого человека.

Возобновление борьбы в Северной Ирландии в 1969 году привело к подъему антиирландских настроений в Англии. Политики и журналисты отказались признать ответственность Англии за «проблемы» и взамен изображали ее как незаинтересованного третейского судью (между североирландскими католиками и протестантами -пер.), а ирландцев — как безрассудных и от природы склонных к насилию. Карикатуристы подхватили эту тему, изображая ирландцев звероподобными недочеловеками, и анти-ирландские шутки представляли ирландцев «тупыми».

Эта тема рекламировалась телевизионныхми комиками, продавцами «ирландских» новинок вроде кружек с ручками внутри и бесчисленными сборниками «ирландских шуточек». Это расизм настолько всеобъемлющ, что одного слова «ирландский» достаточно, чтобы публика в телестудии закатилась хохотом, и в повседневных беседах этим словом обозначают нелогичное, неразумное поведение.

Такой образ ирландцев отнюдь не «безобиден» и глубоко влияет на английский образ мыслей. Результаты исследования 800 детей в ноттингемской школе, опубликованные в 1984 году, показывают, что из семи групп — англичан, немцев, индийцев, ирландцев, евреев, пакистанцев и вест-индийцев — ирландцы были наименее уважаемыми, опережая пакистанцев. Исследование разделило детей на четыре группы — белых, индийцев, пакистанцев и вест-индийцев. Ирландцев описывали как «склонных к насилию» и «тупых», и только меньшинство детей — все из них «белые», включая ирландцев, отозвались об ирланцах положительно, назвав их «жизнерадостными».

Широко распространенное представление об ирландцах как о тупицах, вызвало озабоченность, гнев и обиду в многомиллионной ирландской общине в Англии. Некоторые даже пытались скрыть свою национальность. Учитель рассказал исследователю, что «в школе считается, что все, связанное с Ирландией — отсталое и тупое, и дети стыдятся носить изображение трилистника (символ Ирландии -пер.)». Мальчик сказал : «некоторые ирландцы приезжают жить в Англию и некоторые стараются избавиться от микки, когда говорят, чтобы говорить без акцента. Само выражение «избавиться от микки» — «Микки», как «Падди» — старая кличка ирландцев (это — ирландский вариант имен Майкл и Патрик, популярных в Ирландии -пер.) — показывает, до какой степени укоренился взгляд на ирландца как на объект презрения.

Многие ирландцы, однако, понимают, что анти-ирландский расизм, сейчас, как и в прошлом, не имеет никакого отношения к их умственному уровню, но скорее — показатель степени английского невежества и самообмана — не только по отношению к Ирландии и ирландцам, но и английской истории и роли правительства Англии в современной Ирландии.

Норманнское завоевание Ирландии

Сложившееся у англичан представление об ирландцах как о низшей расе восходит к двенадцатому веку – времени завоевания Ирландии норманнской феодальной знатью.

Как всякая доминантная этносоциальная общность – будь то нация, раса или даже сильный пол, превалирующий над слабым в некоторых культурах – норманнские завоеватели не только физически подчиняли себе своих жертв, не только эксплуатировали их, но и считали их существами неполноценными.

В двенадцатом веке ни англичане, ни ирландцы еще не представляли из себя «нации» в современном смысле этого слова.

В Англии и Уэльсе норманны воспринимались населением как франкоязычные аристократы, чья власть все еще распространялась и на лежащую по другую сторону Ла-Манша Нормандию. Они завоевали Англию столетием ранее (точнее, в 1066 году – прим. перев.), опустошив все северные области и связав свободных англосаксонских крестьян крепостным правом.

Папа Иннокентий III так описывает положение крепостных:

«Крепостной – это раб. Ему постоянно угрожают, изнуряют его corvees (что-то вроде барщины – прим. перев.), его бьют и лишают собственности.

О, нестерпимое бремя завоевателей!

Природа подарила людям свободу при рождении, которую теперь отняла судьба. Крепостной обречен на страдания, и никто не заступится за него; он обречен на горести, но никому не позволено сочувствовать ему. Он не принадлежит сам себе, и никто не может принадлежать ему!»

Норманны были довольно невысокого мнения о коренном населении Англии.

Джеральд Валлийский, священнослужитель и писатель, называет англичан «самым бесполезным народе на свете» и характеризует их положение следующим образом: «Англичане, находясь на своей собственной земле, стали рабами норманнов, и рабами жалкими.»

Во второй половине двенадцатого века норманнская знать, за которой вскоре последовал и король Англии Генрих II, отправилась расширять свои владения и укреплять свою власть в соседнее государство – Ирландию, к тому времени еще не организованное по законам феодального строя.

Страна была населена кельтскими племенами, не связанными между собой централизованной властью, и родственными бриттам, некогда вытесненным с территории Англии англосаксами.

Государственная система кельтов, по сравнению с норманнским феодализмом, предполагала относительное равноправие.

Несмотря на то, что кельтское общество было разделено на классы – воины, священники, законоведы и крестьяне различных сословий – /с.7/ земля была общей, короли избирались, а женщины имели относительно высокий статус.

Общество управлялось при помощи устоявшейся правовой системы, известной как «Брегонские законы», где предусматривалась ответственность родовых групп за действия их членов и уделялось большее внимание разрешению конфликтов, чем вынесению и исполнению приговоров.

Две церкви

В двенадцатом веке ирландское общество подверглось нападению со стороны сразу двух объединившихся союзников: норманнов и римско-католической церкви.

К этому времени Ирландия уже на протяжении многих веков была известна как центр христианства и культуры (грамотности). Ирландские медицинские и религиозные учебные заведения посещали студенты со всей Европы.

Англосаксы также приезжали в Ирландию за знаниями по богословию, и, по словам Беде Достопочтенного, местное население «с радостью принимало всех».

Альдфрит, в 685 году н.э. ставший королем Нортумбрии (одно из крупнейших англосаксонских королевств – прим. перев.) обучался в Лисгуле, расположенном на берегу реки Эрне.

Ирландские монахи занимались распространением христианства и грамотности и в Англии. Именно благодаря их участию Линдисфарне и Иона стали «северными Афинами», а поселения основывались и на таких отдаленных территориях как Исландия, Италия и Украина.

Ирландская церковь опиралась на множество независимых монастырей, чьи владения составляли небольшие земельные участки; ее слуги были известны свей духовностью, ученостью и любовью к странствиям в одиночестве.

Европейская церковь избрала иной путь развития. Феодализм набирал силу, и духовные наместники Рима старались от него не отставать. Церковь все более и более склонялась к делам мирским и была заинтересована в приобретении земель, богатств и власти.

Рим «завоевал» Англию после 664 года, когда, на собрании синода в Уайтби римско-католическая церковь одержала победу над кельтской.

Еще до норманнского завоевания Ирландии в местной церкви зародилось движение в поддержку римского (феодального) устройства. Свою позицию сторонники нововведений подкрепляли критикой исконно кельтских обычаев – возможность развода, а также брака с женой погибшего брата, что расценивалось Римом как кровосмешение.

Следовательно, ирландцы – неправоверные христиане.

Малахи Армагейский писал (по всей видимости, о себе же, только в третьем лице – прим. перев.): «Он обнаружил, что был послан не к людям, а к животным. Среди всего того варварства, что ему приходилось видеть, еще никогда не встречал он людей, чьи манеры были бы столь распутны, чье обращение было бы столь грубо, чье отношение к вере было бы столь нечестиво, чьи законы были бы столь жестоки, чья нелюбовь к порядку была бы столь велика и чья нечистоплотность была бы столь вызывающа.

Лишь называются они христианами; на деле же они – язычники.»

Однако и авторитет Малахи был однажды подвергнут сомнению. Когда тот начал строительство большого храма в Бангоре, один из местных жителей высказался против, назвав это легкомыслием, поскольку «мы – ирландцы, а не галлы (у слова «Gaul», упомянутого в тексте, есть еще и значение «француз» – прим. перев.) «.

Норманны, начавшие покорение Ирландии в 1169 году, почти слово в слово повторяли сетования Малахи, определяя свою миссию как «религиозную».

Генрих II получил благословение на завоевание от папы.

В 1172 году (король Генрих II высадился в Ирландии и начал завоевание в 1171-м – прим. перев.) папа Александр III писал, что Генриху в его деле «помогал сам Господь, поскольку ирландцы забыли страх Божий и, разнузданные, блуждали во тьме по губительным и опасным путям порока», и призывал короля Англии «привести ирландцев к законам христианской веры.»

Подобные оправдания завоеваниям (т.е. преследование по религиозным причинам) были в то время весьма распространены в Европе.

Крестоносцы, охотясь за сокровищами, и намереваясь обеспечить себе торговые пути на восток, выступили под знаменами освобождения христианских святынь в Иерусалиме.

В Англии же за крестоносцами тянулся след еврейских погромов; так, например, в 1190 году в Йорке было убито 150 евреев.

Джеральд Валлийский

Норманнское видение ирландцев во многом сформировало и отношение к ним англичан. Об этом свидетельствуют, в частности, рукописи Джеральда Валлийского, священнослужителя, чьими предками были и норманны и валлийцы.

Джеральд происходил из рода норманнского лорда Марчера, активно участвовавшего в завоевании Ирландии.

Сам Джеральд впервые посетил Ирландию в 1183 году, а затем – в 1185, на этот раз уже как приближенный короля Генриха II и учитель его сына Джона.

В своих работах об Ирландии, Джеральд Валлийский всячески прославляет норманнское завоевание.

Книга Джеральда Валлийского «История и топография Ирландии», посвященная королю Генриху, состоит из трех частей.

В первой части описаны географическое положение, флора и фауна Ирландии, во второй – «чудеса и чудесное», как, например, «рыба с тремя золотыми зубами», а в третьей – местные жители и их история.

Джеральд откровенно восхищается природными богатствами страны, что не мешает ему в то же время презрительно отзываться о населении.

Ирландцы предстают перед нами как народ, во всех отношениях уступающий норманнам.

Джеральд Валлийский рассматривал занятие скотоводством – основу ирландской экономики – как низшую по сравнению с земледелием, требовавшим постоянного проживания на одном месте:

«Вся их жизнь – это скот, да и сами они живут как скот. Они совсем не продвинулись, не отошли от пастушьего образа жизни.»

Он находит ирландские обычаи, включая манеру одеваться и «их развевающиеся волосы и бороды варварством.»

Отсталость этого народа, по его мнению, происходит от удаленности Ирландии, а именно: «Ирландцы были оторваны от благонравных и законопослушных людей.»

Несмотря даже на то, что Джеральд неплохо отзывался о служителях церкви в Ирландии, религиозные обряды и бракосочетание вызывали у него отвращение: «Это нечистый, погрязший в грехе народ. Изо всех обращенных, они менее всего сведущи в основах веры. Они не платят церковной десятины, не жертвуют церкви первых плодов своего урожая, не заключают браков. У них существует и кровосмешение.»

Такая резкость, возможно, объясняется необходимостью развенчать устоявшийся образ Ирландии как центра христианства и цивилизации.

По свидетельствам Джеральда, ирландцы коварны, склонны к предательству и нарушению клятв.

По мнению историка Роберта Бартлетта, англонорманны считали ирландцев и валлийцев «коварными», поскольку те, сопротивляясь завоевателям, не видели необходимости соблюдать временные договоры о перемирии или капитуляции и нападали на завоевателей при первой же возможности, пытаясь восстановить свою независимость.

Джеральд Валлийский, однако, находит одну-единственную сторону жизни ирландцев достойной одобрения. Как и последующие поколения завоевателей, он признает артистический талант покоренного народа: «Только их искусство в обращении с музыкальными инструментами нахожу я достойным похвалы. В этом они, как мне представляется, намного превзошли все те народы, что мне приходилось видеть.»

Сами ирландцы, впрочем, относились с некоторым скептицизмом к претензиям норманнов на более высокий уровень развития.

Джеральд Валлийский описывает также, что ответил архиепископ Кашельский, один из старших иерархов ирландский церкви, на обвиняющий вопрос о том, почему в Ирландии нет мучеников:

«Наш народ, при всем его варварстве, неотесанности и грубости, всегда почитал и уважал слуг церкви, и ни разу не поднял руку свою на Божьих святых.

Теперь, однако, к нам прибыли люди из тех королевств, где знают, как творить мучеников и к тому привыкли. С этого времени и у Ирландии будут свои мученики, как и у других государств.»

Пророческие слова, не правда ли?

Работе Джеральда суждено было формировать отношение англичан к ирландцам еще на протяжении нескольких столетий.

Первоначально с его трудом могли ознакомиться лишь представители узкого круга избранных, так как писал он по-латыни, книгопечатание еще не было изобретено, а грамоту в обществе знали лишь единицы.

Тем не менее, в последующие века влияние взглядов Джеральда Валлийского распространялось все шире. В период правления королевы Елизаветы I книга была издана уже в английском варианте, что совпало с дальнейшими действиями Англии по завоеванию Ирландии, и нашла большой отклик у читателей, так как представляла собой прекрасное собрание анти-ирландских предрассудков.

Утверждения Джеральда, что ирландцы – варвары великолепно сочеталось с колониальными представлениями англичан: книгу продолжали цитировать еще семь веков как достоверный и ценный исторический материал.

Ирландский историк 17-го века Шахрун Кейтин пишет:

«Все современные галлы, сочиняющие об Ирландии, пересказывают Валлийца [т.е. Джеральда] …, поскольку именно он сподвиг их на написание лживой истории Ирландии, не оставив им выбора.»

По ту сторону Пэйла

Попытка норманнов завоевать Ирландию и установить там феодализм была менее успешной, чем их действия в Англии.

Подчинить кельтов оказалось сложнее, по сравнению с более организованным и менее подвижным обществом англо-саксов, а, кроме того, процессу препятствовали большие расстояния.

Несмотря даже на то, что некоторые кельтские правители приняли власть короля Генриха, от кельтских обычаев никто не отказался и дань платить не стал.

Норманны не были расистами – в современном понимании этого слова – поэтому значительная часть колонистов была быстро ассимилирована местным населением, а норманнская знать при этом приобрела статус кельтских вождей.

Область, полностью контролируемая англичанами, располагалась вокруг Дублина и носила название «Пэйл». В зависимости от исторического периода Пэйл сильно изменялся в размерах. Само слово «pale» означает «граница», а фраза «beyond the Pale» (букв. «за пределами Пэйла» – прим. перев.) вошла в английский язык как «нечто варварское» и «социально неприемлемое».

К 1250-му году англо-норманны контролировали уже около трех четвертей Ирландии – и с этого времени их власть начинает постепенно угасать.

Ирландцы, в союзе с ассимилированными норманнами, яростно сражались, отвоевывая свои территории.

К четырнадцатому веку норманны, жившие за пределами Пэйла, настолько слились с местным ирландским населением, что англичанам, дабы остановить этот процесс, пришлось создать особый свод законов, носивших явный оттенок апартеида.

Килкеннийский статут 1366 года запрещал браки между англо-норманнами и ирландцами, прием лиц ирландского происхождения в принадлежащие англичанам духовные учреждения, не позволял поселенцам слушать местных певцов и сказителей, а также перенимать ирландское платье и традиции, как, например, хёрлинг (hurling – спортивная игра. – прим. перев.).

И все же эти законы не возымели особого действия на общем фоне активного сопротивления кельтов. Ирландцы – за исключением тех, кому завоевание было выгодно – физически и идеологически противостояли англо-норманнам, отказываясь воспринимать чуждые власть и традиции.

В четырнадцатом веке, например, ирландская знать сетовала папе Иоанну XXII на сложившуюся ситуацию: «Ирландцы потеряли, а не выиграли от вмешательства англичан, которые лишили их древних письменных законов.»

Тюдоры: завоевание продолжается

В течение нескольких дальнейших столетий отношения между английскими правителями и населением Ирландии оставались практически без изменений: англичане продолжали подчинять себе ирландцев, а те – сопротивляться.

В результате отрицательный образ ирландца, порожденный и оправданный колониальной политикой и порабощением, постоянно поддерживался, приобретая все новые и новые черты в соответствии с велением времени.

Очередное завоевание Ирландии началось в шестнадцатом веке, при Тюдорах. Именно в этот период англичане начали оформляться в нацию – в современном смысле слова. Зарождается английский национализм.

К этому моменту французская знать практически полностью уходит со сцены, уступая английской; английский язык становится официальным.

Церковь этот процесс «национализации» также затрагивает: папство, иностранная власть, сменяется властью государственной. Тем не менее, англиканская церковь продолжала определяться как «католическая», хотя и «реформированная» – но никак не «протестантская».

Монархия вступает в связи с набирающим силу торговым сословием, предлагая его представителям покровительство в обмен на финансовые средства.

Тюдоры стремились собрать все кельтские страны, расположенные по периметру границ Англии — Корнуэлл, Уэльс, Ирландию и Шотландию – в единое государство.

Завоевание, в свою очередь, было первым шагом на пути расширения территориальных владений Англии, перенесшееся, в дальнейшем, за океан.

Колонизация

Английские правители стремились обрести контроль над Ирландией, исходя из стратегических интересов.

Ирландия могла стать плацдармом, с которого как претенденты на английский трон, так и враждебные Англии европейские силы – преимущественно в лице Испании – могли атаковать.

Во времена правления Марии Тюдор в Англии складывается особая политика колонизации, именуемая «плантация» (или «заселение» – прим. перев.), состоявшая в том,

чтобы, изгнав ирландцев из законных владений, передать их землю англичанам-поселенцам.

Поселенцев привлекал лозунг этой кампании, гласивший: «Дом в Ирландии – всего за 50 фунтов в год, и лучший, чем в Англии за 200 фунтов в год!»

Ирландцы воспротивились, и всю вторую половину шестнадцатого века в Ирландии шла ожесточенная война, оставившая после себя следы глубокого опустошения.

Во времена правления Елизаветы I из 5 миллионов фунтов, затраченных на войны с другими государствами, почти половина пришлась на Ирландию.

Методы колонизаторов были крайне жестоки.

Так, например, в 1574-м году британская армия под командованием графа Эссекского в походе на Ольстер полностью уничтожила все население Ратлин Айленда, что составляло около 600 людей шотландского происхождения.

Эдвард Баркли, принимавший участие в этом походе, изобразил, как люди графа изгоняют ирландцев из долин в леса, где те умрут от голода и холода с наступлением зимы, и заключает: «Поистине благородное дело – изгнать народ столь отвратительный, всем миром осуждаемый. Сам я полагаю, что большей жертвы Богу и быть не может.»

Ирландцев Мунстера, выступивших против колонизации, ждало тотальное истребление.

Сэр Хамфри Джилберт, военный наместник Мунстера, /с.16/ приходившийся сводным братом сэру Уолтеру Рейли, пишет:

«Время от времени я истребляю всех тех, кто служил, кормил, сопровождал или оказывал помощь всяческим преступникам и предателям.

Если они не откликнутся на мой призыв и не сдадутся, я не стану ждать от них этого подарка и овладею крепостью силой – сколько бы жизней это ни стоило. Пощады не будет ни женщине, ни ребенку.»

Памфлетист Томас Черчард, сопровождавший Джилберта Мунстерского, оправдывает убийство мирных людей тем, что они поставляли восставшим продукты, «так что убивать их мечом значило истреблять повстанцев голодом.»

Черчад красноречиво описывает методы Джилберта:

«Головы убитых за день, к какому бы сословию те не относились, должно было отсечь и принести к тем местам, где он располагался на ночь, и разложить их по обеим сторонам дороги, ведущей к его палатке, и так, чтобы никто идущий к нему с каким-либо делом, не преминул увидеть их.

Головы должны устрашать; от мертвых не убудет, а живые пусть ужасаются при виде голов своих отцов, братьев, детей, родственников и друзей, на которые будут натыкаться, идя разговаривать с вышеупомянутым полковником.»

Елизаветинские предрассудки

Период правления Елизаветы породил, по словам историка Николаса Кэнни, «целый поток оправданий колонизации и завоеванию».

В 1577 году появляются первые сочинения об истории Ирландии на английском языке, собранные в первом томе «Хроник» Холиншеда.

Историографии, написанные Эдмундом Кэмпом и Ричардом Стэнихерстом, изображают ирландцев варварами и отсталым народом.

В той же книге впервые приводится перевод на английский язык труда Джеральда Валлийского.

Всевозможные оправдания колонизации были собраны и тщательно обработаны Эдмундом Спенcером, поэтом, автором знаменитой «Королевы фей»; книга называлась «О государстве ирландском» и вышла в свет в 1596 году.

Спенсер провел в Ирландии 18 лет; в графстве Корк у него был замок, который сожгли во время мунстерского восстания 1598 года, что и заставило его покинуть страну.

Английские колонизаторы оправдывали свои действия также и утверждениями о культурной неполноценности ирландцев, и, следовательно, завоевание могло бы принести в Ирландию цивилизацию.

Ирландские религиозные практики осуждались – в большей степени за «неправильное» католичество, чем за отказ принять протестантизм.

Спенсер писал, что ирландцы «будучи папистами (пренебреж. «католики» – прим. перев.), настолько невежественны (в большинстве своем), что не найдется и одного из ста, кто знал бы основы религии или был бы сведущ в вопросах веры.»

Барнаби Рич, капитан английской армии, прибывший в Ирландию в 1573 году и вписавший свое имя в историю колонизацией Ольстера говорил: «В Ирландии глупостей и суеверий больше, чем в самом Риме.»

В качестве доказательств общей отсталости Ирландии англичане упоминали способы скотоводства, предполагающие сезонные перемещения, и другие кельтские обычаи – законы Брегона, поэзию, платье, прически и, конечно же, сопротивление.

Елизаветинцы характеризовали ирландцев как «варваров», не воспользовавшихся предполагаемым благом римского завоевания и зачастую относили их к совсем уж «безнадежным» народам.

Некий поэт того периода писал:

«Ирландцы – те же дикари, что россы.

Войска, огонь, железо, кровь – ответ на все вопросы.»

В книге под названием «Новейшее описание Ирландии», вышедшей в 1610 году, Барнаби Рич пишет: «Было время, когда жили они как варвары, в лесах, болотах, местах отдаленных, не имея ни закона, ни правительства, ни истинной веры, ни прав, ни любви.

Все то, что так ненавистно всему прочему миру, любимо одними лишь ирландцами – я говорю о гражданских войнах и междоусобных распрях.

Дикие, словно скифы, они настраивают друг против друга. Каннибалы, поклонники человеческой плоти, учатся своей ярости бок о бок; ирландцы же, лишенные всякого уважения, даже более жестоки к своим соседям.»

Эдмунд Спенсер придерживается сходного мнения: «Эти люди окружили себя варварством и грязью, коих, как я думаю, свет не видывал. Они во всем ведут себя как животные – угнетают всякого, не щадя ни друзей, ни врагов. Они – воры, они жестоки, кровожадны и мстительны, ликуют при виде казней, неразборчивы и непорядочны, они грубияны и богохульники, насильники и детоубийцы.»

Спенсер считает все эти преступления следствием кельтских традиций вообще и законов Брегона в частности.

Он также предложил определенную линию рассуждений, которая получила более широкое распространение на более поздних стадиях колонизации. Спенсер утверждает, что управлять ирландцами по законам английской конституции бессмысленно, так как это позволит им снова обратиться к старым своим обычаям и восстать.

Следовательно, кельтские законы нужно запретить, и подчинить ирландцев силой.

Он оправдывает оккупацию всей Ирландии, которую видит как единовременную военную операцию против «дровосеков», как иначе называли партизан, и предоставление пленным ирландцам земли на выделенных территориях, где они будут обучаться основам христианства в полной изоляции от непокорных и восставших. Так, и только так, утверждает он, можно «отвратить ирландцев от похоти и варварства и внушить им любовь к благонравию и цивилизации».

«Печалей тень земная»

Большинство ирландцев, напротив, совершенно иначе оценивали и свою культуру, и роль Англии.

Поэт шестнадцатого века, писавший по-ирландски, восхваляет в одном из своих стихотворений верность традициям молодого воина:

«Эоган Бан, дамами благородными любимый,

Законы английские презревший,

Не обратил к Англии сердца своего,

Но выбрал жизнь в скитаниях.

Не нужно ему платье с позолотой,

И дом, обставленный богато,

И перстень золотой, что будет ненавистен,

И шарф до пят из шелка белого.»

Ирландский писатель Шахрун Кейтин рассказывает об историках-англичанах:

«Кажется, не заслуживают они звания историка, ибо подобны они жукам-навозникам, когда пишут об Ирландии. Не смотрит жук-навозник ни на один цветок в саду; он продолжает свой поиск, пока не наткнется на коровий навоз, или лошадиный, и закапывается в него.»

Многие ирландцы разделяли точку зрения еще одного кельтского поэта, чьи слова позже были переведены на английский язык:

«Да не коснется нас холодный смерти страх,

Да не покинем мы печалей тень земную,

Пока не станут англичане на колени в прах,

Пока, как мы, молить не станут кроху малую.

Прошли века, и ветер быстрый, рьяный

Развеял имена и Цезаря, и Александра.

Как Трои, Тары нет теперь на свете –

Так, значит, англичанин тоже смертен!»

Две Америки

Англичане, развивая свою теорию о культурной неполноценности ирландцев, опирались на те же идеи, что и испанцы при завоевании Карибских островов и Южной Америки – в оправдание своей жестокости.

Английские колонизаторы были знакомы со взглядами испанских, и, возможно, подпадали под их влияние.

Именно испанцы, открыли, например, трансатлантический путь работорговли.

Те из них, кто считал неприемлемым плохое обращение и эксплуатацию местного населения, охотно пользовались услугами южноафриканских рабов, и к середине шестнадцатого века в Южную Америку прибывали уже тысячи южноафриканцев.

Колонизация Ирландии стала для англичан своего рода подготовкой к завоеванию Северной Америки. Действительно, первые попытки основать поселения на вновь открытом континенте предпринимались такими людьми, как сэр Уолтер Рэйли и сэр Хамфри Джилберт, всегда выступавшими в авангарде покорения Ирландии.

Покорители Америки считали индейцев чем-то вроде ирландцев, и зачастую их сравнивали. Кроме того, индейцев и ирландцев истребляли под одним и тем же предлогом.

Историк Николас Кэнни свидетельствует:

«Первоначально англичане утверждали, что их миссия — привнести цивилизацию… Когда отношения между ними и индейцами стали обостряться, все отнесли на счет варварства местного населения.

После индейского восстания 1622 года мы обнаруживаем, что колонизаторы возликовали, сняв с себя всякую ответственность за свои действия.»

Англия вступила в работорговлю еще в период правления Елизаветы I. Первая экспедиция за рабами в Южную Африку снаряжалась по личному благословению королевы.

Первый закон, направленный против чернокожих в Англии, вступил в силу в 1596 году: Елизавета приказывала «выслать из страны всех окрашенных».

Последующее развитие работорговли дало толчок расизму, которым европейцы пытались оправдать свое обращение с порабощенными африканцами.

«Бегство графов» 

В самом конце правления Елизаветы I власть кельтских вождей была окончательно подавлена.

В последнее десятилетие шестнадцатого века ольстерские вожди восстали против Англии, вдохновляя своим примером и всю остальную Ирландию.

Затем, в 1601 году при Кинзейл состоялась решающая битва между англичанами, ирландцами и их союзниками-испанцами, победу в которой одержали англичане под командованием лорда Монтджоя.

В 1603 году ольстерские вожди сдались. Достоинство не позволило им стать верноподданными Англии, и они отправились в добровольное изгнание в Италию в 1607 году. Их отъезд – известный как «бегство графов» – оставил Ольстер беззащитным перед колонизаторами, которые, как покажет время, великолепно справились со своей задачей.

Сэр Джон Дэвис, губернатор Ирландии, придя в восторг по поводу «бегства», смотрит в будущее с оптимизмом: «Мы надеемся, что Его Величество [король Джеймс I] со своим правительством исполнит в этом королевстве миссию, более великую, чем та, с которой пришел Св. Патрик. Тот всего лишь изгнал вредоносных червей (т.е. змей – прим. перев.) с этой земли, все еще населенной вредоносными людьми; однако благословенный гений Джемса I истребит все их поколения и сделает этот остров счастливым и благополучным.»

Ирландцы, несомненно, придерживались иного мнения на этот счет.

Шахрун Кейтин в одном из своих стихотворений, переведенных на английский язык Томасом Кинзеллой, оплакивает судьбу великих родов Ирландии. Сама страна описана как «равнина высокая Фаля», «холм Кобты» и «Луга долина»:

«Лишился сна, услышав весть

Из равнины высокой Фаля.

И до рассвета был мучим я

Мыслью о гибели правых.

Словно стена, стояли они,

Защищаясь от лютых врагов,

Но вот, наконец, проросли сорняки

И меж стойких их рядов.

Преданы им без битвы

Наши дома –

Ибо нет под рукой

Лучших наших мечей.

Новым семенем проросла

Луга долина:

Ящерицы, коим бы ползать,

Головы подняли –

Род истреблен Эогана,

Линии Тала разбиты,

Поросль Банстраха

По странам далеким взошла.»

Конфискации и восстания

В семнадцатом веке ирландцев и староанглийских поселенцев практически лишили собственности. В то время 85% их земли было экспроприировано и передано во владение колонистам из Англии и Шотландии.

За «бегством графов» в 1607 году последовала конфискация земель и заселение Ольстера – самый трагичный пример проведения колонизации, чье влияние до сих пор сохраняется в современной политике.

Графство Дерри было передано в собственность нескольким лондонским компаниям, а Антрим и Даун – заселены тысячами шотландцев.

Шотландцев-пресвитеран англичане преследовали так же, как и ирландцев-католиков; в последующие 150 лет многим из них предстояло участвовать в новом исходе – в Америку.

В 1641 году ирландцы и многие староанглийские поселенцы в Ольстере подняли восстание против Англии в надежде вернуть себе земли. Лидеры восстания утверждали, что действуют в поддержку короля Чарльза I, захваченного пуританским парламентом.

Пуритане стремились к свержению монархии и установлению власти торгового класса и наделенных землей джентри (что-то вроде помещиков – прим. перев.).

Колонисты-протестанты собирали армии – одни в поддержку короля, другие – против.

Английские писатели того времени, как, например, сэр Джон Темпл, объясняли восстание 1641 года не тяжелым положением ирландцев, а их предполагаемой отсталостью, которая, по его словам, не давала им понять и оценить усилия Англии по их окультуриванию.

Восстание сопровождалось зверствами с обеих сторон; Темпл, однако, преувеличивает жестокость ирландцев. Его мнение во многом пробудило негативные чувства англичан по отношению к ирландцам, и те были настолько этим разгневаны, что в 1689 году одним из первых актов ирландского парламента постановили сжечь книгу, что и было осуществлено обыкновенным палачом.

Удача первое время была на стороне восставших – к февралю 1642 года в их руках находилась большая часть страны – однако постепенно их вытесняли английские войска.

Затем в августе 1649 года в Ирландию прибывает Оливер Кромвель и в широкомасштабной военной кампании сминает сопротивление ирландцев и роялистов с неслыханной доселе жестокостью.

Кромвель 

Кромвель преследовал как стратегические, так и экономические цели.
С одной стороны, он старался не допустить превращения Ирландии в плацдарм для иностранных противников и роялистов, а с другой – сделать ее «прибыльной частью Содружества» (имеется в виду «Соединенного Королевства» в отсутствие монарха – прим. перев.). 

Принадлежность к английской расе и протестантизм укрепили веру Кромвеля и его сторонников в собственное превосходство над всеми остальными народами мира.
«Господь посылает нам новую, великую эру, — писал поэт Джон Мильтон. – Он волю Свою открывает нам, угодным Ему англичанам.»

По мнению ведущего историка Кристофера Хилла, «большинство образованных англичан, принадлежащих к высшим слоям общества семнадцатого века, высказывались об ирландцах в том же ключе, что и, например, фашисты о славянах или же белые южноафриканцы о коренном населении – во всех этих случаях презрение являлось оправданием потребности эксплуатировать.»

Кромвель представляет свой поход в Ирландию как культурно-религиозную миссию.
Перед отправлением из Бристоля он напутствовал своих солдат, говоря, что им предстоит, подобно народу Израилеву, войти в «землю Ханаанскую» и изгнать обитающих там нечестивцев-идолопоклонников.

По прибытии Кромвель обращается к жителям Дублина со словами о том, что «Провидение послало» его сюда, и что он со своими солдатами «продолжит великий труд по искоренению кровожадных ирландцев и их приспешников и доброжелателей», и, таким образом, «вернет заблудший народ на путь истинный.»

Тем не менее, кампания Кромвеля не только не способствовала возвращению ирландцев на путь истинный, но, более того, поставила значительную часть населения на грань уничтожения.

В Дрогиде – там, где находился гарнизон англичан-роялистов, бывших к тому же католиками – войска Кромвеля учинили резню, уничтожив сам гарнизон, а также нескольких церковнослужителей и жителей города.

То же затем начинается в Уэксфорде – убито около 2000 человек.

Кромвель сообщает о своих деяниях: «Господу было угодно благословить труд наш в Дрогиде… Силы врага достигали там 3000 человек. Не думаю, что и 30 из всего этого числа остались в живых, [одновременно] избежав какого бы то ни было преследования. Прочие же вверены надежной охране и отправлены на Барбадос.
И да восславят Господа лучшие из душ человеческих за великую эту милость.
Я полагаю, что такова кара Божия, ниспосланная этим варварам, на чьих руках столько невинной крови; так мы предотвратили будущее кровопролитие – и это есть достойное оправдание нашим действиям, о которых в любом другом случае мы сожалели бы.»

Левеллеры 

В Англии ирландская кампания Кромвеля не находила всеобщей поддержки – возникло даже серьезное оппозиционное движение, куда входили и некоторые из его собственной армии.

Ядро оппозиции составляли так называемые левеллеры (букв. «уравнители» – прим. перев.), выступавшие в защиту беднейших слоев английского общества и стремившиеся к реформам, намного более радикальным, чем реформы Кромвеля.
Сам Кромвель считал, что левеллеры «немногим отличаются от животных» и говорил, что «их нужно истреблять, пока они не истребили вас самих».
В мае 1649 года левеллеры, реагируя на существующие политические и экономические проблемы, восстали. Кромвель без труда подавляет это выступление и в августе отбывает в Ирландию.

Левеллеры сочувствовали ирландским повстанцам и принципиально противились повторному завоеванию Ирландии.
Уильям Уэлвин говорил, что «дело ирландской освободительной борьбы… во многом сходно с нашими устремлениями к избавлению от угнетателей здесь.»

Одна из левеллерских листовок, посвященная принятому закону о смертной казни за государственную измену, коей считалось подстрекательство армии к восстанию, ставит 18 вопросов следующего плана:
— Имеем ли мы право лишать людей земли, посланной им Господом и природой, и устанавливать [собственные] законы без их на то согласия?
— Как можно считать завоеванных [вероломными] повстанцами, если они всего лишь используют всякую возможность освободиться и вернуть свое?
— Разве Юлий Цезарь, Александр Великий , Уильям – герцог Норманнский, или любые другие завоеватели не есть всего лишь величайшие грабители, творившие величайшие беззакония, и разве не так поступаем и мы, лишая свободы собственных соседей и забирая у них все самое лучшее?
— Разве те, кто стремится к свободе (как англичане сейчас) считает справедливым лишать свободы других, и разве не правилах истинного патриота бороться за свободу не только своего народа, но и всех людей в мире?
— Разве англичане вели бы себя по-другому [чем ирландцы], если бы и их, как ирландцев, лишили земли и установили бы над ними тиранию?

Сторонники Кромвеля не оставили эту листовку без детального ответа, где постоянно ссылались на тот факт, что ирландцы – убийцы, и должны понести наказание, и что они, кроме того, «еще более неотесанны, чем индейцы (возможно и индийцы – прим. перев.)», а посему первейший долг англичан – «образумить этих животных».
Памфлетист-левеллер критикует не только то, «как англичане преследуют бедных ирландцев», но также и европейскую экономическую экспансию в целом:
» Наши торговцы проделывают долгий путь по суше и по морю, дабы насаждать повсюду веру христианскую – и особенно те, что связывают нас с Индией.
Но как должно относиться к бесчестным их принципам, позволяющим нам получать выгоду? Сначала они отнимают у несчастных индийцев то, что послано им Богом, а затем привозят сюда, к нам, дабы мы могли процветать, укрепляясь в своей гордыни, и пожирая диковинные излишества.»

Ад или Коннахт 

К 1650-му году Кромвель завоевал большую часть Ирландии, оставив после себя лишь руины. Затем он отправился в Шотландию с целью подавить вспыхнувшее там восстание. В 1652-53 годах английский парламент утверждает один из жесточайших в истории политических курсов, известный как «Ад или Коннахт».

В планы правительства входило полное подчинение трех четвертей Ирландии и передача местной конфискованной земли солдатам Кромвеля в качестве платы за верную службу; население Ольстера, Мунстера и Лейнстера предполагалось выселить к западу от реки Шеннон, на территории Коннахта и графства Клэр. Если к 1-му мая 1654 года кто-либо из переселенцев вдруг оказывался к востоку от Шеннона, его ждала смертная казнь.

Ирландский поэт, в одном из своих стихотворений, позднее переведенных Томасом Кинзеллой, сравнивает ирландцев с израильтянами – также, как и Кромвель англичан – но в несколько ином аспекте:

«Взгляните: и израильтяне,
Тот богоизбранный народ,
Что захватили египтяне,
Не покорившись, восстает.
Друзья мои, не поддавайтесь
Всей тягости своих скорбей:
Настанет день – и нам воздастся
Чего добился Моисей.
Пусть называют вас «паписты» –
Храните это имя гордо:
Христос нам завещал терпенье –
Deo Gratias — запомним твердо!»

Хотя замысел Кромвеля выселить всех ирландцев на запад страны не был реализован полностью, сама кампания и ее последствия опустошили страну.

В 1641 году население Ирландии составляло приблизительно 1 млн. 500 тысяч человек; спустя десять лет оно уменьшилось вдвое. Погибло около 616 тысяч (из них мирного населения — 504 тысячи и 112 тысяч поселенцев и военных).  Около 40 тысяч человек отправилось в Европу – служить в армии. Еще 100 тысяч, из которых многие — нищие, были собраны и переправлены на Карибы и в Америку в качестве рабов.

Политика Кромвеля в Ирландии составляла часть принятого им общего империалистического курса: в частности, вслед за покорением Ирландии он планировал приступить к завоеванию Вест-Индии. Англия уже имела колонии на Карибах – в 1620 году английский флот высадился на острове Св. Киттса и Барбадосе – и план Кромвеля, под названием «Устройство Запада», был нацелен на смещение абсолютного испанского владычества в регионе и создание там постоянной базы.
В 1655 году его войска захватили Ямайку, которой в течение последующих 150 лет суждено было стать основным опорным пунктом работорговли, что во многом имело решающее значение для внешней политики Британии и ее империалистических устремлений.

Нехватку людей для работы на плантациях восполняли засчет массовых похищений в Ирландии. Памфлет, опубликованный в 1660-м, осуждает голуэйского губернатора за то, что тот, с помощью своих войск, берет ирландцев в плен и затем выгодно перепродает их на Барбадос: » У полковника Страббера, как и у других правителей вышеназванной колонии, вошло в привычку вытаскивать среди ночи людей из постелей и продавать их в рабство в Вест-Индию. Таким образом из страны вывезли и продали уже около тысячи душ.»

Когда солдаты под командованием Генриха, сына Оливера Кромвеля, захватили еще тысячу «ирландских варваров» для продажи на Барбадос, он оправдал эти действия, говоря, что, «хотя для их пленения потребовалась значительная сила», все было сделано «для их же пользы и с возможной выгодой для общественности.» Он полагал, что следует захватить также еще две тысячи мальчиков-ирландцев в возрасте от 12 до 14 лет с теми же целями – «ибо, кто знает – не исключено, что это единственный способ сделать из них англичан…».

Из Ирландии английские методы перекочевали в обе Америки.
В Ирландии английскому солдату платили 5 фунтов за голову «бунтаря или священника» и 6 фунтов — за волчью.

Колонисты Новой Англии, во времена войн с индейцами в 1660 – 70-х годах, рубили головы побежденным или продавали их в рабство в Вест-Индию. За скальпы бунтующих соплеменников индейцам обещали различные выгоды; снятие скальпа избавляло от необходимости приносить головы целиком.

Фактически, именно белым принадлежит идея снятия скальпа, хотя до сих пор это и приписывалось индейцам.

Управляющие 

Ирландская судьба, кажется, ненадолго сменила гнев на милость во время реставрации монархии в Англии и правления династии Стюартов. Однако вскоре, во время созыва парламента, Уильям Оранский, протестант из Голландии, пришел к власти, а Джеймс II Стюарт, король, вступивший в союз с Францией, был вынужден скрываться в Ирландии. Уильям, заручившись поддержкой Рима и короля Испании, последовал за ним и разбил его силы в 1690-м году (в битве при Бойне – прим. перев.).

Власть в Ирландии теперь принадлежит представителям нового класса землевладельцев, протестантов по вероисповеданию, сторонников английской политики, известных как «управляющие». В руках католиков – ирландцев и староанглийских поселенцев – лишь 20% земли; большая часть из них едва сводит концы с концами.

Ирландский ученый Руари О’Флайэрта писал: «Я был изгнанником души собственной, которому оставалось лишь смотреть, как другим богатство доставалось по праву рождения; несчастный, который мог только рыдать над собой и над другими, глядя, как они рыдают надо мной.»

В период правления Уильяма, как только англиканская церковь была признана, католики и пресвитеране лишились всех гражданских прав.

С 1691 года один за другим начинают выходить так называемые «карательные законы», направленные против представителей обеих этих религиозных групп. «Карательные законы» лишили католиков и протестантов, не принадлежащих к англиканской церкви, свободы вероисповедания, права на образование, на голос и на получение места в правительстве. Законы также значительно ограничивали права католиков на землю: к 1775 году они владели лишь 5-ю процентами.

Английские историки по-прежнему не признавали того факта, что правление Англии опустошило Ирландию. Напротив, они продолжали называть ирландцев неполноценными и осуждать их за неспособность воспользоваться «выгодами» английского правления.

Ричард Кокс, в своем произведении «Ирландия англичан», увидевшем свет в 1689 году, изображает ирландскую историю в виде последовательных варварских выходок:
«Междоусобица, сопровождаемая адской гордыней, дьявольским честолюбием и пылающая невыносимой жаждой отмщения, повлекшая за собой суд неправедный, тиранию, грабеж, разорение, невиданные предательства, восстания, заговоры, измены и убийства, длилась почти двести лет… И никогда еще не приходилось нам читать о людях столь непреклонных, неумолимых и твердых в своем решении истреблять друг друга… Ирландцы имеют более чем достаточно причин благодарить Господа Бога и англичан за установление над собой более цивилизованного и организованного правительства.»

Натаниэль Кроуч, чей вариант ирландской истории появился в 1693 году, пишет: «Англичане взяли на себя труд окультурить этих людей: ввести английские законы, язык, обычаи и традиции. Те, однако, оказались настолько неисправимо грубы и склонны к восстаниям и угрозам против англичан, что никакими способами не удавалось обуздать их или приучить к маломальской покорности.

И так во всякое время – и когда они были подданными нашими, и когда считались врагами нашими – использовали они любую возможность восстать и погрузить руки свои в кровь соседей-англичан; долго еще была Ирландия настоящим царством Аидовым и склепом для народа Англии.»

Мечты 

Ирландцы продолжали хранить надежду на возвращение королевской династии Стюартов. Поэты слагали песни-ашлинги (ирл. «видения» – прим. перев.), в которых обычно описывался сон барда, встречающегося с прекрасной, но печальной женщиной, олицетворяющей Ирландию, пребывающей в ожидании своего возлюбленного короля-Стюарта, который должен спасти ее от тирана-англичанина.
Перу одного из известнейших ирландских поэтов Эгана О’Рэхили принадлежит стихотворение «Светлейшая», переведенное впоследствии на английский язык Фрэнком О’Коннором:

«Светлейшую встретил я,
По дорогам бродя одиноко:
Взгляд горного хрусталя
И кровь с молоком – ее щеки.
И мне сказала она,
Свою тайну любви доверив,
Что великого ждет короля,
Чей титул в забвеньи утерян.
И много еще говорила,
Того, что не вымолвить песне.
Сказал ей правду в ответ я
Со стыдом и горестью в сердце,
Что видеть ее в объятьях
Любовника-чужестранца
Нам также невыносимо,
Как великим и гордым шотландцам,
И что трижды прекрасное имя
Шотландские горы пропели,
В мечте о кончине изгнанья
И о его возвращении.»

«Все наше богатство отсылается»

Ирландия превратилась в источник дешевого продовольствия и сырья для Англии – в колониальную экономику. К началу 18 века каждый год из Ирландии в карманы помещиков, живущих в Англии, выкачивалось свыше миллиона фунтов стерлингов арендной платы, и в середине этого века около трети произведенного в Ирландию попадало туда же. Торговля с Ирландией была наиболее важной отраслью внешней торговли Англии. Ирландское промышленное производство, конкурирующее с английским, было подавлено, и Ирландии запретили торговать с другими Английскими колониями. Спрос Англии на говядину приводил к «очищению» и обезлюживанию обширных территорий.

Результаты для ирландских крестьян были катастрофическими. Они жили в жалкой нищете, не имевшей себе равных в Европе (думаю, в Западной Европе –пер.). Голод был постоянным явлением. После голода 1727 года Джонaтан Свфт, англиканский настоятель собора святого Патрика в Дублине и автор Путешествий Гулливера, написал два ядовитых памфлета. Первый назывался «Краткое обозрение государства ирландского» — в соответствии с названием книги Эдмунда Спенсера. Он писал : «Треть ирланской арендной платы тратиться в Англии, что вместе с прибылями, пенсиями и  прочим составляет добрую половину доходов королевства, все – чистая прибыль для Англии. Эта арендная плата выжимается из крови, жизненно важных органов, одежды и жилищ арандаторов, которые живут хуже, чем английские нищие.»

Свифт писал, что чужестранец, путешествующий по Ирландии, может подумать, что он в Лапландии или Исландии, а не в стране, столь щедро одаренной природой, как наша. Жалкая одежонка, пища и жилища народа, общее запустение в больше части королевства, былые замки знати и дворян в руинах и ничего нового взамен; семьи фермеров, платящих огромную арендную плату, живут в грязи и убожестве на картошке и пахте, без башмаков и чулок, в домах, таких же удобных, как английский свиной хлев – все это очень приятное зрелище для англичанина, который приезжает на короткий срок и возвращается в Англию, куда все наше богатство отсылается».

«Скромное предложение»

В 1729 году Свифт написал свою знаменитую и жуткую сатиру – «Скромное предложение», в котором он снова пытается привлечь внимание к ужасающим условиям жизни ирландских бедняков. Памфлет, как будто написанный «прожектером», предлагает способ решить ирландские экономические проблемы путем откармливания младенцев бедных родителей и продажи их на мясо : «Меня уверял хорошо знакомый с этим вопросом американец, с которым я познакомился в Лондоне, что здоровый малыш, хорошо упитанный, около годовалого возраста – самая вкусная, питательная и полезная еда; в жарком, зажаренный, запеченный или варенный; и я не сомневаюсь, он окажется не хуже в виде фрикасе или рагу. Я уверен, что такая еда будет очень цениться, и поэтому вполне подойдет помещикам, которые уже поглотили большинство родителей, и поэтому имеют преимущественное право на их детей. Этот план имеет массу преимуществ, поскольку он «резко снизит число папистов, которые плодятся в неимоверном количестве и являются нашими злейшими врагами». Более того, мы ни коим образом не причиним неудобства Англии, поскольку такой сорт товара невозможно экспортировать – он слишком нежен, чтобы его можно было засолить, хотя я могу назвать страну, которая с радостью пожрет весь наш народ даже без соли».

Шуточки Тигулэнда.

Для английской знати и буржуазии,  тем не менее, ирланские крестьяне были, буквально, посмешищем. Анти-ирландские шутки («ирландские буллы») были так распространены, что печатались их сборники. «Булл» определяется оксфрдским словарем, как «предложение, противоречащее себе» или «выражение, содержащее явное противоречие или включающее смехотворную непоследовательность, незамеченную говорящим».

Книги анекдотов, часто появлялись под именем «Джо Миллер» — обозначающем юмор в целом. Книга Джо Миллера «Шуточки Тигулэнда и болотные мудрости», опубликованные в 1749 году, имела подзаголвок: «Буллы и перлы мудрости, которые слишком часто слетают с ирланских уст, сделали их развлечением в любом общесте. Нисчто больше не характеризует Тига и его соотечественников, чем их прирожденная тупость.»

Эти шутки по темам ничем не отличаются от популярных ныне. Например, про ирландца, которого англичанин спросил – как далеко от Уотерфорда до Корка. Пэдди задумался, потом ответил : «Ей-богу! Не могу сказать, сколька миль ат Уотерфорда до Корка – но ат Корка до Уотерфорда окала восьмидесяти миль.»

Чтобы бороться с этими повсеместными шутками, англо-ирланская писательница Мария Эджворт, автор «Замка Ракрент» и других романов и ее отец Ричард Лоуэлл Эджворт написали свое «Эссе об ирланских буллах». Книга была впервые опубликована в 1802 году и выдержала несколько изданий. Эджвуды исследовали вопрос остроумно и иронично, привели массу примеров в доказательство, что многие «ирланские» шутки первоначально рассказывались о других народах, и что можно рассказать массу историй о глупости англичан. Они пришли к выводу : «Раньше по закону убийство ирланца не было преступлением, и сейчас это не противно хорошим манерам издеваться над любым экземпляром той же породы».

К тому же времени «театральный ирландец» стал постоянным персонажем на английской сцене. Первый известный нам пример – шекспировский глупый и буйный капитан Макморрис в «Генрихе Пятом», написанном в 1598 году. Макморрис ведет себя в соответствии с описанием другого офицера, валлийца Флуэллена : «Клянусь богом, он осел, он не больше понимает в истинной военной науке, понимаешь, в римской науке, чем щенок».

В последующие 300 лет англо-ирландские и английские драматурги изображали ирландцев или неблагодарными мерзавцами – ленивыми, хитрыми и часто пьяными – или бывшими солдатами-хвастунами небывалыми подвигами. Такие роли часто исполнялись ирландскими актерами, зарабатывающими на жизнь издевками над своим народом.

Сокрытая правда

Подобный взгляд на ирландцев – со временем ставший стереотипным – служил удобным предлогом для оправдания эксплуатации Ирландии.
Существование той точки зрения, что англичане во всем превосходят ирландцев, нашедшей свое отражение даже в популярных развлечениях, свидетельствует об определенной позиции высших слоев общества: английское завоевание стало для отсталой Ирландии благом.
На самом же деле это мнение использовалось лишь в качестве прикрытия для той очевидной истины, что завоевание, как отмечал Свифт, принесло огромную выгоду Англии и оказалось катастрофой для Ирландии. Гораздо удобнее было полагать, что та крайняя нищета, в которой пребывали  ирландцы – это их собственная вина.

Образованные круги британского общества продолжали выставлять ирландцев в самом невыгодном свете.

Шотландский философ Дэвид Хьюм призывал правительство «запретить ирландские традиции, которые занимают место законов, и которые создавались как особое средство удержания людей в состоянии варварства и беспорядка.»

В своей известной книге «История Англии», впервые опубликованной в 1750-х годах и выдержавшей в последующие сто лет 36 изданий, Хьюм излагает ирландскую историю теми же словами, что и Спенсер и прочие историки-англичане.
«С начала времен ирландцы пребывали в самом беспросветном невежестве и варварстве, которое только можно себе представить, — считает он. —  И, поскольку, они так и не были до конца завоеваны и покорены римлянами, несшими цивилизацию всей Западной Европе, им оставалось лишь и дальше вращаться в своей дикости, все глубже погрязая в пороках, к которым – увы! – склонна не развитая образованием человеческая природа.»

Хьюм утверждал, что ирландцы не отказались от католической веры по той причине, что их «грубость и невежество невообразимы», и, следовательно, «по уровню своего развития они стояли настолько низко, что обыкновенная любознательность и тяга к новизне, посетившие жителей Западной Европы в начале века, просто обошли их стороной. Древние предрассудки, срастаясь и переплетаясь с самыми нецивилизованными взглядами, давлели над ними абсолютной властью.
Сам по себе пример англичан мог бы сподвигнуть несчастных ирландцев на реформу, направленную против их собственных предрассудков. Странный спор обычаев, законов и интересов возобновился, подогретый религиозной неприязнью, и подчинение и окультуривание этой страны становились все труднее день ото дня.»

Ирландские трактовки

В восемнадцатом веке все большее число ирландцев – и протестантов, и католиков – спорят с подобной постановкой вопроса в отношении ирландской истории и сложившегося стереотипного образа нации, награжденной всевозможными пороками.
Таково было частное проявление процесса, затронувшего высшие слои ирландского общества, стремившегося защитить и утвердить свои позиции перед Британией.
Ирландия, как и Америка, где в 1776 году была провозглашена независимость, выступала против политических и экономических ограничений, введенных Британией.

В 1798 году произошло восстание, во главе которого стояли члены организации «Объединенные ирландцы». Британия потопила восстание в крови и в 1800-м году вынудила ирландский парламент расформироваться и принять Акт об Унии (т.е. о воссоединении – прим. перев.).

Эдмунд Берк, философ-политик, уроженец Дублина, чьи жена и мать исповедовали католицизм, а отец был протестантом, вдохновил узкий круг историков на пересмотрение истории Ирландии.
«Если возможно было бы показать, — писал Берк, — что крупнейшие восстания в Ирландии коренятся в попытках [англичан] довести ирландцев до того самого состояния, в котором те сейчас и  пребывают, стало бы ясно, что пытаться оставить все без перемен нам просто небезопасно.»

Один из любимых учеников Берка, Джон Керри, католик, написал книгу, изданную в 1775 году. В предисловии он критикует британских историков:
«На протяжении темного и тягостного века ирландская история неизменно представляла собой список преступлений ирландцев. Клеветнические утверждения Темпла, Борлейса, Кокса, Кэмптона и Керью в Англии были возведены в статус непреложной истины и получили широкое распространение.
Затем, перекочевав в историю Хьюма, они обрели должный блеск, философическую изысканность и соответствующее положению признание.
Таким образом, система порабощения и репрессий, преобразовавшись в букву закона, была оправдана (ибо в оправдании этом, по характеру своему, нуждалась чрезвычайно).
Оскорбления и гнев слились воедино.
В ирландцах отказывались видеть людей и поистине бесчеловечна была система, подавляющая их.»

Среди осуждавших стереотипы, был и знаменитый английский агроном Артур Янг.
В своей книге «Путешествие в Ирландию», вышедшей в 1780 году, он писал:
«Путешественнику не пристало, запершись в собственном доме, сочинять сатиру на местное население. Возможно, они не так уж безнадежны, а благодетели их заслуживают не меньшего внимания, чем пороки.»

Англичанин-исследователь Ричард Твисс в своем трактате «Путешествие по Ирландии», появившемся в 1775 году и моментально раскупленном, прославляет ирландцев, напротив, несколько оригинально.
Вот несколько замечаний:
«Все то малое, что мужчины получают за свою работу, а женщины – за свою пряжу, идет на виски, алкогольный напиток, напоминающий джин.
Они [ирландцы], кажется представляют собой совершенно особую расу.
Говоря об их происхождении как вида, стоит упомянуть лишь примечательную толщину ног, особенно у женских особей низшего сословия.»

В ответ на все это дублинский умелец изготовил ночной горшок с подобием портрета Твисса на дне, чтобы, как пишет Мэри Кэмпбелл, «негодующие читатели-ирландцы, могли, не стесняясь, выплеснуть все свои эмоции по поводу книги».

Великое британское гостеприимство

Презрение англичан к ирландцам основывалось также  и на общей нелюбви к иностранцам, что отмечают и выходцы из других стран, посетившие Англию.
Де Соссюр, швейцарец, в 1727 году писал:

«Не думаю, что найдется раса, более погруженная в свои достоинства и более высокомерная, чем британцы. Они даже позволяют себе демонстрировать это чувство собственного превосходства в манерах и тоне. Они с презрением относятся к иностранцам в целом и считают, что ни в какой стране ничто не может сравниться по качеству с их собственным.»

Высшие слои английского общества мало обращали внимание на рабочий класс.
Рассуждая о конце восемнадцатого века историк Дж. Х. Пламб упоминает, что «рабочих считали скотиной – грубой и безнравственной.»

Англичане приписывали свое мнимое превосходство «крови» или «происхождению».
Даниэль Дефо едко высмеивает эту убежденность в свoей поэме «Англичанин до мозга костей», увидевшей свет в 1701 году и, видимо, полюбившейся читателям – книга переиздавалась множество раз.
Дефо сочинил поэму в защиту Вильгельма Оранского, постоянно подвергавшемуся нападкам за свои голландские корни.
В предисловии сказано: «Эта сатира нацелена на тех, кто кичится древностью своего рода, судит о себе лишь по собственной родословной и гордится своим «правильным» происхождением. В то же время этого «правильного» происхождения не существует, а если бы и существовало, мы бы сразу же продали его.»

В своей поэме Дефо углубляется в «дни юности почтенной Британии», перечисляя всех тех, кто когда-либо обитал в Англии:

«Вот римляне пришли – и Цезарь с ними,
С народами, известными и ныне:
Ломбардцы, греки, галлы – как положено,
И с ними слуги наций всевозможных.

Пришли с Хенгистом саксы, с Свено – даны,
Чья слава – это слезы, кровь и раны,
Ирландцы, пикты, скотты — иберийцы,
Затем Вильгельм и норманны-арийцы.

И отпрыски всех наций этих –
Причудливее крови не сыскать на свете –
Смешались с теми, кто до них здесь жил,
И нравы чьи Уэльс нам сохранил.»

Работорговля

Английское тщеславие и наглость росли по мере того, как Англия побеждала своих европейских  конкурентов и становилась ведущей торговой державой, быстро индустриализирующейся. Основой английскoго процветания была торговля с колониями, и особенно, торговля африканскими рабами.

Вначале сельскохозяйственные рабочие в Карибском регионе доставлялись из Европы : ссыльные, осужденные и кабальные рабочие из Ирландии, Шотландии и самой Англии. Но в конце 17 века система белой рабочей сила была разрушена. Белых обычно осовобждали черз 3-10 лет и давали им участок земли, но по мере роста плантаций, поглощавших все пригодные земли, «белых бедняков» оставили ни с чем. Плантаторы все больше использовали новый источник рабсилы – африканских рабов, остававшихся рабами пожизненно.

В 18 веке развитие плантаций на Карибах и в Америке способствовало росту работорговли, около 60 000 африканцев перевозили через океан каждый год. Англий стала крупнейшим государством-рабовладельцем в Европе, получая огромные прибыли от «торгового треугольника» : промышленные товары везли в Африку в обмен за пленных африканцев, которых отправляли в Вест-Индию (Америку –пер.) и меняли на сырье и продовольственные продукты.

Почти невообразимый ужас

Рабы, в отличие от многих других обществ (речь идет о так называемом «традиционном рабстве» до начала массового производства –пер.), не имели никаких прав и считались вещами. Их объявляли к продаже наряду с лошадьми и другими товарами.Олауда Эквиано, украденный из родного дома в Нигерии в возрасте 11 лет и привезенный в Вест-Индию, ставший со временем лидером черной общины Британии, вспоминаел кошмарный «средний переход» из Африки на Карибы.

«Меня скоро поместили в трюм, где меня встретила такая  вонь, какой я никогда в жизни не встречал: так что там, среди этой невыносимой вони и воплей, я почувствовал себя таким больным и несчастным, что не смог ничего слышать, и потерял малейшее желание есть. Я ждал только последнего друга – смерть, которая освободила бы меня …

Я никогда не встречал такой жестокости среди людей, и не только по отношению к нам, чернокожим, но и к некоторым белым…

Ужасное положение ухудшалось  ссадинами от цепей, ставшими нетерпимыми и грязью сточных труб, в которые часто попадали дети. Вопли женщин и стоны умирающих превращали весь этот ужас во что-то почти невообразимое.»

Европейцы оправдывали свое варварство ставя все с ног на голову, утверждая, что они «цивилизованные», а африканцы – «дикари».Первых европейских путешественников поражало величие африканских цивилизаций. Голландцы, посетившие западноафриканский город Бенин в начале 18 века, сообщают : «Это огромный город. Входя в него, попадаешь на широкую улицу, не мощенную, в 7-8 раз шире улицы Вармус в Амстердаме… Королевский дворец – группа зданий, занимающих площадь, равную площади города Гарлема… Там находятся многочисленные квартиры министров и прекрасные галлереи, большинство такой же величины, что на Бирже в Амстердаме… Их подпирают деревянные колонны, окованные медью, на которых изображены их победы, и которые поддерживаются в образцовой чистоте. В горде тридцать главных улиц, очень прямых , шириной около 36 метров, не считая бесчисленных маленьких улиц. Дома стоят близко друг к другу, в образцовом порядке. Эти люди моют и чистят свои дома так хорошо, что они сияют, как зеркало».(напомню, это пишут голландцы, славящиеся своей чистоплотностью – пер.)

Но такая картина Африки не годилась для работорговли.

Англичане обзывали африканцев словами, подобными тем, что они использовали для ирландцев, но еще более гнусными. Ирландцев презирали за их «второсортное» христианство, но африканцы были даже не христиане, а «язычники». И африканские обычаи представляли как даже более «варварские», чем ирландские. Более того, африканцы были темнокожими – и черный цвет вызывал крайне негативные ассоциации в традиции белых христиан-европейцев.

Философ 18 века Дэвид Хьюм, писавший с таким высокомерием об ирландцах, также клеветал на африканцев. В позорно известном примечании к эссе «О национальных характерах» он писал : «Я подозреваю, что негры и в целом все другие виды людей (потому, что всего есть четыре или пять разных сортов) от природы ниже белых. Они никогда не были цивилизованными более, чем белые, и даже никто из них лично не проявил себя в деяних или мышлении. У них нет своего производства, искусства или науки. С другой стороны, самые грубые и варварские обычаи древних германцев или современных татар до сих пор их отличают…»

Такие взгляды, разумеется, были очень удобным обоснованием для крайне выгодного рабовладения. Как ядовито заметил французский философ Монтескье: «невозможно позволить неграм быть людьми, потому, что если они люди, то мы – не христиане». Оттоба Кугоано, похищенный в Гане в возрасте 13 лет и привезенный в Вест-Индию, затем в Англию, затем освобожденный, очень горько писал о двойных стандартах британских законодателей: «Не странно ли, что те, кого почитают самыми учеными и цивилизованными в мире, вершат такую варварскую жестокость и несправедливость, и что многие … настолько развратились, что не считают рабовладение, грабеж и убийство преступлением?»

Те, кто выступали против рабства, также боролись против мнения, что африканцы изначально низшие существа. Томас Кларксон ответил Юму, перечисляя имена бывших рабов, добившихся успеха в разных сферах и заметил: «Если бы дух африканцев не был сломлен рабством, если бы они имели те же возможности для усовершенствования, те же перспективы, что другие…, они были бы равны, в разных разделах науки, европейцам… утверждение, что они «низшие звенья в природной цепи и созданы для рабства», основанное на их слабых способностях, совершенно недобросовестное и лживое.»

С английской точки зрения, ираландцы были гораздо ниже их самих, чуть повыше африканцев. Их часто сравнивали, как в этих стишках из Панча 1848 года:

Двухметровй Пэдди, разве ты выше –
Ты, кто платишь папе дань,
Умственно, чем беднейший ниггер,
Для кого бог – истукан.

Тебя я подобным Самбо вижу,
Под гнетом предрассудков,
Лежащего во прахе как жалкий болван.

Радж (инд. Власть – пер.)

Англичане подобным образом принижали обитателей других частей их обширной империи. Когда в Индии были основаны первые посления английских торговцев, они (согласно историку Дж.Х. Пламбу) «предприняли искренние попытки поладить с индийцами, исходя из интересов дела.» Они ели индийскую пищу, одевались по-индийски и часто женились на местных женщинах. «Они были купцами», — пишет Пламб, — «гордыми своей расой, решившими нажить деньги как можно скорее, но совершенно лишенными идеи, что судьба призвала их править местными жителями».

Но с ростом политической мощи, английский радж стал все более высокомерным. К концу 18 века всех индийцев изгнали с государственной службы и английская община стала крайне изолированной и фанатичной. Англичане оправдывали свою власть тем, что индийцы были «язычники» и «отсталые» и поэтому неспособны к управлению своими делами.В 1813 году лорд Хастингс, демонстрируя полнейшее невежество в вопросах индийского общественной жизни и истории, писал : «Эти индийцы ограничены, почти как животные, несколькими несложными задачами, и даже к ним они равнодушны. Их ловкость и умение в некоторых делах, которыми они ограничены, несколько  больше проворства любого животного с подобным устройством, но их разум не выше того, на что способны собака, слон, обезьяна. Достаточно увидеть это, чтобы понять, что они ни за какой срок не способны продвинуться по пути цивилизации».

«Самый оскорбительный документ»

Сундуки британских купцов и фабрикантов наполнялись за счет колонизированных народов, и британское самомнение продолжало раздуваться. Историк Томас Бэбингтон Маколей хвалился, что британцы «стали величайшим и самым цивилизованным народом в истории человечества», и в 1834 году он сделал свое пресловутое замечание, что «единственная полка хорошей английской библиотеки стоит всей литературы Индии или Аравии». Поэт-лауреат, лорд Тениссон, подпевал ему:

«Сквозь тень земного шара скользим мы в новый день,
Лучше полвека Европы, чем  китайский век».

Такие расисткие взгляды выражались самым гнусным образом в трудах историка Томаса Карлайла, предтечи фашизма, враждебного свободе, демократии и равенству как в Англии, так и за ее пределами. Его позорно известный «Трактат по случаю ниггерского вопроса», 1849 года, Эрик Вилльямс историк и премьер министр Тринидад-и-Тобаго  назвал «самым оскорбительным документом во всей мировой литературе о рабстве и Вест Индии.»

Карлайл требует, чтобы недавно освобожденных рабов заставили работать на белых : «разумеется, вы должны быть слугами тех, кто рожден умнее вас, кто рожден вашими господами, слугами белым, если они (и кто из смертных может в этом сомневаться?) рождены умнее вас.»

Он затем рисует злобную карикатуру : «На пенни постного масла, и Кваши превратиться в замечательную блестящую вещичку, если в нем не убита душа. Проворный, гибкий парень, веселое, ухмыляющееся, танцующее, поющее создание…» ( Рабству в английских колониях, с упоминанием Карлайла, Чернышевский посвятил статью «Леность грубого простонародья» — пер.).

Карлайл также поносит ирландцев, которые ему противны. Он побывал в Ирландии вскоре после голода и наполнил свой дневник обвинениями против тех, кого он именует «драчливый неразумный народ». Ирландия, писал он –« гигантский нарыв», «человеческий свинарник», «мерзость запустения» и «черный воющий Вавилон дикарей, исполненных предрассудков».

Голод и рассеяние

По всему земному шару Британская империя оставляла руины на пути своей экспансии. В Ирландии голод следовал за голодом, пока не наступил Великий Голод (1845-1849), во время которго полмиллиона умерли голодной смертью и миллион эмигрировали.

Это не было «стихийное бедствие»: Ирландия производила достаточно продовольствия, чтобы накормить голодающих, но крестьянам приходилось продавать урожай, чтобы платить арендную плату, и во время голода от берегов острова отплывали корабли груженные ячменем, овсом и скотом (такая же картина наблюдается сейчас в Аргентине – и это только один пример – пер.).Джон Мактетчел, лидер революционного движения «Молодая Ирландия», был в отчаянии : «огромные стада коров, овец и свиней… отправляются с каждым отливом, из каждого из 13 наших портов, курсом на Англию, и помещики получают арендную плату и отправляются тратить ее в Англию, и сотни бедняков ложаться и умирают вдоль дорог от недостатка пищи.»

«…Мы вошли в хижину. В дальнем углу, едва видные сквозь дым и покрывающее их тряпье, лежали обнявшись трое детей, с запавшими глазами, без голоса, в последней стадии дистрофии…

Над остатками горящего торфа скорчилась еще одна фигура, дикая, почти нагая, почти нечеловеческая с виду. Жалобно стеная, иссохшая старуха умоляла нас дать ей что-нибудь, показывая руки, на которых кожа свисала с костей…

Мы посетили свыше 50 арендаторов. Всюду одна и таже картина, единственное различие – количество страдальцев. Они редко жаловались. Когда их спрашивали, они отвечали «Та шейн охрас» (я голоден). Мы постигли  истинное значение печального слова «охрас». (Вилльям Беннет, посетивший Северное Майо в 1847 году).

В Индии, где Англия проводила ту же политику уничтожения местного промышленного производства и вынуждения крестьян произодить на экспорт сырье, результаты были те же. Во второй половине 19 века 20 миллионов индийцев умерли с голоду, в то время как других отправили на положении полурабов в Вест Индию, Малайзию и Африку. Как и в Ирландии, здесь были частые бунты и восстания против английского правления.

Голод в Ирландии привел к массовой эмиграции в течении веков (стоит заметить, что без существования колоний, открытых для европейской эмиграции, результаты власти Англии в Ирландии могли быть совершенно иными – колонизированные на родине могли стать колонизаторами на чужбине и это, несомненно, снижало накал антиколониальной борьбы в Ирландии: даже в расисткой и лживой книге «Унесенные ветром» отец героини – плантатор-рабовладелец – бывший ирланский бунтовщик.–пер.)

С дней завоевания Елизаветой, эмиграция стала образом жизни – по сдержанным оценкам, около 24 миллионов граждан стран всего мира ведут свое происхождение из Ирландии. Лишенные возможности использовать свои способности на родине, многие ирландские эмигранты стали знамениты на новом месте жительства. Некоторые стали президентами, премьер-министрами, миллионерами, а другие – рабочими вожаками и революционерами.Среди  их потомков – такие разные люди как Джон Ф. Кеннеди и Эрнесто Че Гевара (фамилия матери его отца — Линч).(США и Латинская Америка, где они стали теми, кем стали, разумеется – бывшие европейские колонии –пер.)

Борьба угнетенного народа

Меньшинство англичан, в том числе чартисты и некоторые выдающиеся интеллектуалы,как Джордж Пуле Скроуп и Джон Стюарт Милль, считали бедность и насилие в  Ирландии результатом не «отсталости» ираландцев, а английской эксплуатации.В памфлете, впервые изданном в 1834 году, Скроуп призывал правительство урезать почти неограниченную власть помещиков, если оно желает предотвратить голод и революцию: «Невозможно сомневаться…, в том, какова настоящая причина подрывного духа и аграрных бунтов ирландских крестьян. Это борьба угнетенных, умирающих с голоду людей за существование! Это – грубые попытки воплотить свое рода дикарскую справедливость… Это естественные и неизбежные результаты законов, которые позволяют помещикам одновремненно поощрять рост населения в своих владениях, и в то же время, по прихоти лишать имущества все население, и выгонять их на большую дорогу без пищи и убежища.»

Но большинство английских политиков, редакторов газет и интеллектуалов были абсолютно слепы, когда речь шла о связи между английской политикой и положением в Ирландии. Они предпочитали списывать ирлансую бедность и насилие на самих ирландцев, недостатки их кельтского характера, которые доказывали их низшую натуру. Англичане, с другой стороны, изображались образцами добродетели. Молодой Бенджамен Дизраэли заявил в статье в Таймс в 1836 году, что ирландцы «ненавидят наш свободный и плодородный остров. Они ненавидят наш порядок, нашу цивилизацию, нашу промышленность, наше постоянное мужество, нашу приличную свободу, нашу чистую религию (Дизраэлли был крещенный еврей –пер). Эта дикая, безрассудная, ленивая, неуверенная и погрязшая в предрассудках раса не имеет ничего общего с английским характером…» (Кажется, в этой тираде – источник знаменитого объяснения Буша после 11 сентября 2001 «почему они ненавидят США» Но скорее всего, подобную наглую чушь может сочинить любой империалист, не только бесспорно одаренный Дизраэли, но и Буш, которого советница канадского премьер-министра в заявлении не для печати назвала «слабоумным», за что и была уволена –пер.)

Журнал Фрэзера, популярный среди английской мелкой буржуазии пускается в рассуждения о разнице между англичанами и ирландцами (1847 год): «Англичане от природы трудолюбивы – они предпочитают честную работу безделью. Они – бережливая и энергичная раса, по большей части точно понимающая свои интересы и упорно их преследует. И из всех кельтских племен, известных повсеместно за их лень и непостоянство, ирланцы признаны самыми праздными и самыми непостоянными. Они не будут работать, если смогут прожить без этого.

Таймс спрашивала в тот же год : «Для чего создан англичанин, как не для работы? И для чего создан ирландец, как не для того, чтобы сидеть на пороге своей хижины, читать речи О Коннела и поносить англичан?»

Дошло до заявлений, что ирландцы довольны своей нищетой – удобное объяснение, снимающее с Англии всякую ответсвенность за смягчение последствий голода. Бэквуд Мэгэзин проповедовал в 1846 году : «истина заключается в том… что хотя в Ирландии гораздо больше отвратительной грязи и оборванцев (таковы их национальные вкусы), в ней гораздо меньше настоящего горя или страданий, чем в Англии».

В том же году Таймс бессердечно заметила «С нашей точки зрения мы считаем картофельную чуму (непосредственную причину Великого Голода –пер.) благословением. Как только кельты перестанут быть пожирателями картошки, они начнут есть мясо. Когда они узнают его вкус, они будут готовы зарабатывать его.»

«Племена дикарей»

Точно так же, как английские правящие классы считали ирландскую бедность следствием кельтской лени, ирландское насилие они объясняли кельтской склонностью к анархии. В английских умах бедность и аграрные беспорядки оставались ничем не связанными. В книге, опубликованной в 1824 году путешественник писал об ирланцах, что « само их веселье воинственно, драки – препровождение времени, которым они по большей части наслаждаются… Если их не вынуждает необходимость, они бездельничают целый день, или с удовольствием бунтуют…»

В 1844 году другой путешественник заявил, что «убийцы этой страны были бы позором самых дикарских племен, когда-либо бродивших по Азии, Африке или Америке». В 1846 году Таймс заключила, что ирланское насилие невозможно объяснить: «Ирландец совершает убийство как малаец, одержимый амоком. В некоторых обстоятельствах от него этого ожидают и посчитают негодяем и трусом, если он от этого уклонится. К сожалению, эти обстоятельства невозможно определить. Обстоятельства, вынуждающие малайца выхватить свой крис (кинжал –пер.) или японца – к принесению себя в жерву, достаточно хорошо известны всем, знакомым с их характером, и позволяют принять предосторожности. Даже в Мадриде или Венеции оскорбления, могущие быть смытыми только кровью, определены с некоторыми мерами безопасности. Но невозможно составить список обид, которые среди ирландцев считаются основанием для убийства или тайного покушения.»

Отказываясь признать реальные причины ирландских обид, англичане клеветали даже на движение Дэниэла О Коннела «Репил» (Отмена унии между Англией и Ирландией –пер.), направленное на реформы конституционными средствами. Только в одной статье в Таймсе в 1836 году его назвали «грязью ирландских болот», «алчным Сатаной» и человеком , «чьи принципы нам омерзительны,  худшее их воплощение в образе человека, когда-либо позорившее стены английского парламента». О Коннела изображали эксплуатирующего по-детски несмышленных кельтов для своих собственных корыстных целей. Как писала Таймс в 1843 году: «Народ, сильно чувствующий и с живыми страстями, более быстрый в ощущении несправедливости, чем в разумном объяснении, смягчении или устранении ее – они так же  легко поддаются на призывы восстать против предполагаемого угнетения как успокаиваются счастливой добротой – равно готовые к благодарности за лицемерное сочувствие  как и к раздражению на невольно причиненный или воображаемый вред – не менее порывистый в уплате добром за добро, чем в мести – таков народ, чьи добродетели и пороки О Коннел так гнусно эксплуатирует».

Двойные стандарты

Утверждение, что ирландцы – низшие существа, дало англичанам удобный предлог для разных стандартов юстиции в Ирландии и дома. Со времен Акта об Унии 1800 года 2 страны стали политически едины – Объединенным Королевством. Но в то время, как Ирландия подчинялась жестоким законам и подавляющим властям, в Британии дело обстояло иначе. Англичане оправдывали этот разрыв, заявляя, что ирландцы – нецивилизованные и вообще – неангличане! Как Таймс провозгласила в 1846 году : «Великое препятствие спокойствию Ирландии – национальный характер – характер масс, средних классов и старейшин Ирландии… Когда ирландцы будут действовать как цивилизованные люди, ими будут управлять по законам цивилизованных людей».

Британское подавление и эксплуатация Ирландии, более «нецивилизованное», чем любые действия ирландцев, конечно, не принималось в расчет.

Несколько месяцев спустя Таймс продолжила ту же тему: «Для англичан законность конституции в том, что они всегда реагируют адекватно на чрезвычайные ситуации или опасность. Было бы жестоко и несправедливо предлагать ирландцу политику, которая будет насмешкой над собой. Мы должны подчиняться обстоятельствам. Если преступления неанглийские – если английские способы расследовать и наказать их не действуют, почему нельзя применять неанглийские меры в кварталах, где насилие и убийство шныряют безнаказанно и беспрепятственно?»

Эти подходы остаются теми же самыми, что очевидно из действий Англии в Северной Ирландии.

Примечание переводчика. Не могу считать себя знатоком ирландской истории, но что поражает с первого взгляда – это сходство действий колонизаторов, независимо от того, кого они оккупируют и грабят. И  оправдания они находят те же самые. Замените только «Англию» на «Израиль» и «Ирландию» на «Палестину» — и можно считать статьи в Таймс и сочинения путешественников переводом с иврита. 
Лидия Волгина.

«Научный» расизм

К середине 19 века Англия прямо управляла обширными территориями – Ирландией, Британской Вест-Индией, Канадой, Австралией, Южной Африкой, Индией, и косвенно контролировала даже бОльшие регионы. Затем она захватывала одну страну за другой, пока к концу века Британская империя включала в себя четверть земного шара и пятую часть человечества.

Эта империя создавалась насилием, подкупом и политикой «разделяй и властвуй», но викторианцы приписывали свой успех «ангосаксонскому» превосходству. Эта старая идея теперь все более подкреплялась  псевдо-естественнонаучными теориями расы.

Теоретики 19 века, позднее опровергнутые, разделили человечество на «расы», основанные на чертах внешности. Они утверждали, что эти «расы» отличаются не только физически, но и психологически. Эти «различия» использовались при определении, какие «расы» ниже, а какие выше : разумеется, тевтоны, включая англосаксов, оказались на самом верху, а черные – особенно «готтентоты» — внизу, евреи и кельты – посредине.

Антропологи принялись измерять черепа и распределять их по разным «расам» на основании более или менее выдающихся вперед челюстей. Кельты и прочие, как оказалось, имеют более «примитивные» черты лица, чем англосаксы. Врач Джон Беддо изобрел «показатель негроидности» — формулу, позволяющую определять расовые составляющие данного народа. Он решил, что ирландцы смуглее, чем жители восточной и центральной Англии и ближе к коренным жителям Британских островов, которые имеют следы «негроидности». Британские высшие классы также считали свой рабочий класс почти отдельной расой, и утверждали, что у тех темнее волосы и кожа.

Англосаксонский характер, вкупе с тонкими чертами лица, предполагал предприимчивость, глубокомыслие, чистоту, законопослушание и сдержанность, в то время как характер различных покоренных народов был прямой противоположностью. Анатом Роберт Нокс в книге, изданной в 1850 году, описал кельтский характер как «бешеный фанатизм, любовь к войне и беспорядкам, ненависть к порядку и упорному труду, никакой привычки к накоплению; беспокойный, предательский и неуверенный – только посмотрите на Ирландию…» Отсюда неизбежное политическое следствие : «Я – сакс, я ненавижу все династии, монархии и власть, держащуюся на штыках, но последнее, похоже, единственное, что годится для кельтов».

В 1873 году некий Эдвард Хамильтон сообщил родным, что собирается в Ирландию. Его дядя немедленно написал ему, предостерегая не привозить обратно ирландскую жену : «Это – народ лжецов, а это неподходящее качество для жены».

Мужчины-викторианцы из высших классов, которые контролировали политику и бизнес, были против не только самоопределения ирландцев и других колонизированных народов, но также против равноправия женщин, которым они приписывли сходные черты. Кельтов постоянно описывали как «женственную» расу, в то время, как ангосаксов называли «мужественными» — и поэтому – прирожденными господами. Также различался «мягкий» ирландец-кельт юга и запада Ирландии и «мужественный» шотландо-ирландец Ольстера.

Поэт и критик Мэтью Арнольд считал, что чувствительность, присущая кельтам, «ее нервное возбуждение», имеет женственные черты. «Кельт особенно склонен чувствовать магию женственности, он к ней близок, он не так уж далек от ее тайн». В 1882 году англо-ирландец заметил, что Европа делиться на два пола, мужские и женские страны. Среди последних – Италия и кельтские страны, у которых есть мягкие, милые черты и очарование женщин, но никакой способности к самоупралению».

Разнообразные английские предрассудки против ирландцев нашли отражение и в языке. Слово «ирланский» само по себе имеет ряд унижительных значений : «хныкать по-ирландски» значит притворяться больным, «пойти на ирландскую свадьбу» — вылить нечистоты, и «поднять своего ирланца» значит показать свой гнев. Слово «Падди», ставшее нарицательным для ирландцев по крайней мере со второй половины 18 века, использовалось, и иногда используется сейчас, для обозначения вспышки ярости. «Паддивак» (вак – удар) – еще одно слово для приступа гнева, а полицейская машина – «Паддивэгон» — отражение представления  об ирланцах как преступниках. Ирландцев также называют «Мик» или «Мики», и «взять мики» до сих пор значит – потешаться над кем-нибудь.

Основатели фашизма 

Ведущие европейские историки проповедовали теории, которые, как и теории их коллег-натуралистов, стали предшественниками фашистской идеологии Третьего Рейха. Английские историки заявляли, что англичане – народ, состоящий из прямых потомков англосаксов, чье тевтонское или германское расовое наследие придавало им исключительные способности для управления собой и другими. Историк лорд Актон писал в 1862 году : «Кельты не принадлежат к прогрессивным, инициативным расам, они были скорее сырьем, а не двигателем истории, они или застойные, или регрессивные. Персы, греки, римляне и тевтоны – единственные создатели истории, единственные создатели прогресса. Другие расы имеют развитый язык, изощренную религию, наслаждаются роскошью и искусством, связанным с некоторыми достижениями цивилизации, которые они неспособны ни передать, ни развивать. Они – отрицательное явление в мире… Китайцы – люди в таком духе… Также индийцы … Также славяне … К этому же разряду относятся кельты (галлы)… Кельты наших островов, подобным образом, ожидали иноземного влияния, чтобы достичь сокровищ, которые в их собственных руках было бы бесполезным…»

Основываясь на таких предположениях, было легко оправдать захват других стран и уничтожение их независимости. Актон продолжает: «Подчинение народу с большей способностью к управлению – не несчастье, и в большей части стран – условие политического прогресса…Те, кто считают, что если нация принадлежит другому государству – это неправильно, таким образом попросту противоречат закону общественного прогресса…»

Многие политики были согласны с этими взглядами. В 1886 году лорд Солсбери выступал против Гомруля (самоуправления – пер.) Ирландии в таких выражениях : «Никто ведь не согласиться позволить свободные выборы готтентотам, например.» Самоуправление, заключает он, хорошо только для представителей «тевтонской» расы. Но и английские левые не остались незатронутыми этим расизмом. Во время своего пребывания в Дублине в 1892 году фабианские социалисты Беатрис и Сидней Уэбб писали другу: «Мы расскажем тебе об Ирландии, когда вернемся. Люди здесь очень милы, но нам они не нравятся, как не нравились бы готтентоты – именно за их добрые качества. Гомруль абсолютно необходим, чтобы избавить страну от этой отвратительной расы.» (Стоит заметить, что среди основателей  Фабианского общества был Джордж Бернард Шоу – ирландец по происхождению –пер.)

Одним из самых рьяных проповедников теории англосаксонского расового превосходтсва был Джеймс Энтони Фрауд, профессор истории в Оксфорде, ученик Карлайла. Фрауд описывал ирландских крестьян как «скорее грязных обезьян, чем человеческих существ», и , будучи протестантом, презирал «католиков-идолопоклонников» и их церковь. Он описывал ирланцев как «ненадежных вроде воды», в то время как англичане стоят за порядок и самоограничение. Только «успешный вооруженный деспотизм» может иметь успех в Ирландии, писал он, потому, что «дикий ирландец» понимает только силу.

Как и Карлайл, Фрауд интересовался Вест-Индией и с умилением вспоминал время рабства. Он считал «негритосов», как и ирландцев, низшей расой, и писал : «Природа создала нас неравными, и парламент (отменивший рабство в английских колониях – пер.) не может сделать нас равными. Кто-то должен руководить, а кто-то подчиняться, и вопрос только в уровне и способе… Рабства больше нет…но недобрым для человечества будет тот день, когда никого больше не заставят подчиняться тому, кто умнее его…»

Некоторые авторы развивали идею биологически основанного неравенства рас до ее логического конца : «окончательного решения». Чарльз Дилк, который делил человечество на «ценные расы», как ангосаксы и «дешевые расы», как ирландцы или китайцы, наблюдал исчезновение американских индейцев с лица земли совершенно хладнокровно : «Постепенное вымирание низших рас — не только закон природы, но и благословение для рода человеческого.» Передовая статья в Таймс в 1865 года с удовлетворением отмечала, что «кельты» покидают Ирландию и на их место приходят «саксы»: богатая и плодородная страна «потихоньку очищается в интересах и для удовольствия человечества… Католик-кельт скоро станет такой же редкостью на берегах Шэннона (река в Ирландии), как краснокожий на  Манхеттене…»

Историк Эдвард Фримен, который, по словам некролога в Манчестер Гардиан «славил германские корни английской нации», написал во время поездки в Америку в 1881 году : «Это была бы великая земля, если бы только каждый ирландец прикончил негра и был за это повешен. Это мое чувство находит всеобщую поддержку, иногда с оговоркой, что ирландцы и негры нужны в качестве слуг – других ведь не найдешь.»

«Люди- шимпанзе»

Начиная с 1860-х годов, проходившие между учеными дебаты на тему о связях человека с животными вызвали у британских расистов частые сравнения ирландцев и чернокожих с обезьянами. Кембриджский историк и романист Чарльз Кингсли, автор книги «Водяные дети», писал своей жене из Ирландии в 1860 году: » Меня преследуют люди-шимпанзе, которых я видел повсюду на сотни миль в этой ужасной стране. увидеть белых шимпанзе — это кошмарно; если бы они были черными, это хотя бы не так бросалось в глаза, но их кожа, за исключением этот мест, где она открыта для загара, так же бела, как наша.»

Первая взрослая живая горилла прибыла в лондонский зоопарк в 1860 году, вызвав живой интерес викторианцев, спешивших увидеть своего ближайшего родственника. Это событие захватили в свои руки юмористы, и в 1862 году журнал «Панч» опубликовал сатиру под названием «Недостающее звено», нападавшую на ирландских иммигрантов.

Обедневшие ирландцы были вынуждены ехать в Британию в поисках работы по крайней мере с 18 века, и построили, среди прочего, сеть британских каналов. Великий Голод вызвал массовый исход населения из Ирландии, и расизм по отношению к ирландским иммигрантам в Англии и Шотландии принял поистине катастрофические формы. Сатирик «Панча» писал : «Между гориллой и негром, безусловно, — целая пропасть. Леса и поля
Африки не выставляют для нас ни одного примера какого-то промежуточного
животного между ними. Но в этом случае, как и во многих других, философы напрасно ищут за границей то, что они легко могли бы найти у себя дома, если бы искали. Животное, занимающее среднее положение между гориллой и негром, может быть найдено пытливыми исследователями в самых гадких кварталах Лондона и Ливерпуля. Оно прибыло из Ирландии, откуда было вынуждено мигрировать; оно принадлежит к семье ирландских диких: самых низших пород ирландского Яху (Yahoo — клич ирландцев — прим. перев.) . Когда оно общается с подобными ему существами, оно издает странные звуки. Кроме того, это — карабкающееся по стенам животное, которое иногда можно увидеть с лестницей и с грузом кирпичей в руках. Ирландский Яху чаще всего ограничивается нахождением внутри колонии себе подобных, за исключением тех случаев, когда он вынужден её покинуть для того, чтобы поживиться. Иногда оно пачкает все вокруг в состоянии возбуждения, а также способно нападать на цивилизованных людей, которые вызвали его гнев.»

Викторианский нездоровый интерес к своим родственниками-обезьянами совпал по времени с ростом революционного Фенианского движения, посвященного освобождению Ирландии вооруженным путем и возвращению земли народу. Участники Фенианского движения нападали на полицейские участки в Ирландии и осуществляли взрывы бомб в Англии, и британские карикатуристы изображали их в виде обезьяноподобных чудовищ, угрожающих британской цивилизации. Такие карикатуристы, как знаменитый сэр Джон Тенниэл, рисовавший для «Панча», изображали доблестную Британию, защищающую нежную и зависимую Ибернию (Ирландию) от Фенианского чудовища.

Одним из меньшинства в Британии, понимавшего , что Фенианское движение
является продуктом британского правления, а не ирландской нерациональности, был политэкономист Джон Стюарт Милл. Он протестовал против неинформированной реакции в Британии на Фенианское восстание: «Увы самодовольному невежеству правителей, будь то короли, «сливки общества» или целые народы! Если и существует нечто, печальнее самой худшей из бед, это может быть только искренняя убежденность, с которой сотни англичан говорят, что не могут понять [ирландцев]. Они не знают, что враждебность, которая имеет под собой единственную причину – ненависть правителей – являет собой высшую точку той нелюбви, что возникла из всего фатального и непоправимого [в отношениях между народами]. То, что в отношении ирландцев к нашей власти кажется нам явным отвращением, на самом деле есть доказательство, того что мы почти упустили последнюю возможность исправить создавшееся положение.»

К тому времени почти половина Ирландии принадлежала всего лишь 750 лэндлордам. Ирландских арендаторов все чаще выселяли с участков и выбрасывали из домов: только в 1880 году было 2100 изгнанных семей. Такие условия привели к массовым протестам, направляемым Земельной Лигой, которые сопровождались все более и более ожесточенной аграрной войной, в ходе которой некоторые лэндлорды были убиты. Британские карикатуристы ответили на это изображением сторонников Земельной Лиги с обезьяноподобными лицами, огромными ия острыми когтями. По мере того, как конституционное . Ирландской Партии Гомруля в парламенте становилось все более воинственным, лидер её Чарльз Стюарт Парнелл и его соратники тоже стали изображаться с
обезьяньими чертами лица.

Конечно, сами ирландцы видели события совсем в другом свете. В сатирических
журналах, читаемых ирландскими высшими и средними классами, именно ирландцы — лидеры движения Гомруля и крестьяне-арендаторы — изображались красивыми и честными, в то время как Джон Буль и его прислужники — оранжисты, полицейские и чиновники — выглядели жестокими и уродливыми. Хотя ирландские карикатуристы обычно не изображали британцев в виде обезьян, иногда они прибегали к этому методу, — в частности, для того, чтобы поиздеваться над тем, какие взгляды на ирландцев были у британских
карикатуристов.

Столетиями английское правительство пыталось упрочить свою власть за счет разрушения культуры и языка Ирландии, Шотландии и Уэльса. В ирландских школах детям на шею вешали специальные бирки, и всякий раз, как замечали, что ребенок говорит по-ирландски, на бирке делали особую отметку, а в конце дня наказывали его за все эти «проступки».

Похожее приспособление использовалось и в Шотландии, и в Уэльсе. Вот строчка из описания положения дел в Уэльсе в 1840-м году: «Содержание знающих свое дело наставников обходится во много раз дешевле, чем армия и полиция .»

Кампания по спасению ирландского языка была начата ирландцами-протестантами в восемнадцатом веке, однако, когда в 1831-м году была введена «национальная» система образования – впоследствии охарактеризованная поэтом-революционером Патриком Пирсом как «адская машина» – ирландский язык уже никак не был в ней представлен и быстро катился к пропасти забвения.

Подъем националистического движения во второй половине девятнадцатого века сопровождался возникновением интереса к языку и истории Ирландии и чувством национальной гордости. Именно в этот период создаются многочисленные организации, посвященные ирландской культуре. Благодаря неустанной агитации ирландский снова был введен в учебный план в 1878 году, хотя и как необязательный предмет.

Национальное самосознание нашло свое отражение и в театральной сфере. В манифесте театра Аббатства (Abbey Theatre), изданном в 1890-м, поэт Уильям Батлер Йейтс пишет: «Наш театр докажет, что Ирландия – больше не место, как раньше, для фальшивых трагедий и опереточных страданий.»

Крупный драматург Джон Миллингтон писал: «Не нужно забывать, что половина неприятностей в отношениях между Англией и Ирландией возникла из-за непонимания англичанами национального характера ирландцев, того непонимания, что мы наблюдаем в искаженных свидетельствах историков и карикатурных стереотипах. Все это сделало ирландцев в глазах англичан книгой за семью печатями.»

«Хлеб насущный»

Как ни странно, резкое расширение пределов империи в конце 19 века было на самом деле признаком потери Англией ее положения сильнейшей  империалистической державы. Другие европейские страны и США опережали ее экономически, отсюда – отчаянный захват новых колоний.

Для английского правящего класса империя была последней опорой. Сесил Родс – сверхбогатый владелец алмазных шахт, премьер-министр Кэйпа и колонизатор Родезии – сказал в 1895 году: «Чтобы избавить 40 миллионов жителей Соединенного королевства от кровавой гражданской войны, мы, колониальные государственные деятели, должны добывать новые земли, чтобы расселять избыточное население, обеспечивать новые рынки для товаров, производимых ими на фабриках и в шахтах. Империя, как я всегда повторял, есть проблема хлеба насущного. Если вы не желаете гражданской войны, вы должны стать империалистами.»

Хотя упадок Англии становился все заметнее, самооценка англичан, странным образом, достигла высшей точки. Как описал это историк Бернард Поттер, Англия в 1890-х «стала империалистической державой» в смысле самосознания, чего раньше не было, кичась своей империей, как, как петух распускает хвост, чтобы произвести впечатление на соперников». Лорд Розбери размышлял : «Как великолепно все это!  Созданное не святыми и не ангелами, но трудами рук человеческих. Человеческое, но в том же время не вполне человеческое, потому, что самый неверующий и самый бестолковый должен видеть в этом перст провидения.»

Как и раньше, расизм использовался для оправдания разных способов управления в самой Англии и за морями. Лорд Кромер, губернатор Египта, считал что «свободные учреждения, в полном смысле этого слова, для ближайших поколений в таких странах как Индия и Египет, совершенно не подходят. Возможно, никогда  не будет возможно сделать западный шелковый кошелек из восточного свиного уха» (Намек на английскую поговорку – «из свиного уха не сделаешь шелкового кошелька». Стоит помнить, что знаменитая фраза о «демократии, которая есть наихудшая форма правления, не считая всех остальных», которую так любят повторять либералы всех мастей, принадлежит человеку, бывшему английским министром колоний и заявившему в 1921 году в официальном документе – «я решительно считаю необходимым применение отравляющих газов против нецивилизованных племен» — и подтвердившего это мнение  делом.)

Модная философия социального дарвинизма – предполагавшая приложение дарвиновской теории эволюции к развитию человеческого общества – использовалась для наведения «научного» лоска на захват колоний. «Факты таковы  — писал некто в 1896 году, — что то, что мы именуем международным соперничеством , по своим задачам и методам – часть всеобщего порядка вещей, который «обагряет клыки и когти» Природы».
Англичане, как считалось, должны рождаться и вопитываться как раса господ. Лорд Розбери писал в 1900 году : «Империи, вроде нашей, как первое условие требуют наличия Имперской Расы – расы решительной, энергичной и бесстрашной. Здоровый дух в здоровом теле подкрепляют нацию в мировой борьбе. Выживание самых приспособленных – непреложный закон  современного мира».

Империалистическая пропаганда начиналась с раннего детства, с книжек вроде «Азбука для младенцев-патриотов» и «Книжки в картинках для маленьких англичан».

«Ф – это флот,
На страже Британии.
При виде его,
Иностранцы в паникеИ – это Индия,
Наша земля
Туда все ездят
Тигров стрелять.»

Бремя белого человека

В то же время британцы представляли завоевание других стран, захват земель и распоряжение ими по своему усмотрению как некое благо, совершаемое из чувства альтруизма и человеколюбия.

Лорд Керзон, вице-король Индии, заявлял: «Нет никаких сомнений в том, что так тому и быть: судьба послала нас в поход – нам должно победить.» Британской Империи, по его словам, «Самим Богом дано право вершить судьбы других».

На фоне этой кажущейся британской благосклонности, колонизированные народы – в частности, африканцы – изображались, по свидетельствам сэра Альфреда Милнера, главного наместника в Африке, «неразумными детьми, нуждавшимися в неусыпной родительской опеке правительства». Местные националистические правительства при этом классифицировались как «не имеющие никакого значения» и были распущены.

Англичане зачастую называли ирландцев «инфантильными». Эдит Бэлфор, посетившая Ирландию в 1905-м, пишет:
«Они, словно дети, слушают свои сказки, в то время как им следовало бы зарабатывать себе на жизнь… Чего бы я только не отдала… чтобы помочь им! Однако задача эта слишком сложна, ведь если предоставить детям полную свободу, они неминуемо собьются с пути истинного.»

Редьярд Киплинг, поэт, ведущий защитник интересов империи и убежденный противник ирландцев, выступил в поддержку локального лоялистского восстания против самоуправления (Home Rule). Для целой Ирландии у него не нашлось иных слов кроме «не страна, а маленькая паршивая сучка», а действия ирландских националистов он сравнивал с «эпидемиями бешенства».

В стихотворении, написанном в 1899-м году, Киплинг выразил всю тяжесть и напыщенность британского империализма:

«О, бремя белого человека –
Мы, выступив вперед,
Скитаемся в изгнанье –
Отчизна нас зовет.
Под солнцем незнакомым
Среди холмов, степей
Живем с народом новым –
Иль бесов, иль детей.
О, бремя белых!
Во имя мира – войны,
Голодных мы накормим
И вылечим от боли.
И только луч надежды
Средь туч беды мелькнет –
Все начинаем снова:
Отчизна нас зовет!»

Расизм в 6 графствах (на Севере Ирландии)

В то время, как в Британии враждебность была направлена против ирландцев
вообще, в  Ирландии её мишенью были «католики». Религия была основным
показателем, отличающим приезжих поселенцев от тех, кого они согнали с
земли, и в течение столетий английские правительства бережно лелеяли и
поддерживали «религиозный раздел» — с целью сохранения контроля. В конце 18
века протестанты и католики собрались вместе для борьбы за ирландскую
независимость, но британцы успешно использовали тактику «разделяй и
властвуй» для подрыва этого движения.

Религиозная ненависть в отношении католиков, которая являлась характерной
чертой британского отношения к ирландцам, выражалась даже более яростно
правящим классом внутри самой Ирландии. Для пропагандиры в поддержку
своей доминирующей позиции внутри Ирландии и связи с Британией, от которой
она зависела, «протестантское наследие» замаскировало свои политические цели
под религиозную риторику. Так, в 1834 году ирландские «тори» противостояли
Движению Даниэля О’ Коннелла со словами «.. — это всего лишь ширма для наследия Рима и уничтожения протестантов.»

В 1890-е годы ольстерскими юнионистами был принят на вооружение новый
воинственный клич: «Home Rule is Rome Rule» («Гомруль- это правление
Рима»), и антиклерикальная агитация достигла значительных пропорций.
В 1898 Джордж Бернард Шоу, который сам был ирландско-протестантского происхождения, так кратко описал общее умонастроение: «Ирландский протестантизм -это не религия; это одна из политических сторон, это — классовый предрассудок, убежденность в том, что католики — существа социально низшие, которые отправятся в ад, когда умрут, и оставят рай в исключительное владение протестантских леди и джентльменов. »

В 20-е годы 20 столетия протестанты яростно восставали против ирландского самоуправления и были награждены компромиссом: разделом Ирландии, с шестью
графствами на северо-востоке острова, остающимися под британским правлением,
хотя и с их собственным протестантским парламентом в Стормонте. Границы
нового территориального образования были искусственно проведены так, чтобы обеспечить большинство юнионистов в 2/3 в его пределах, но в отдельных крупных районах националисты (ирландцы-католики) превосходили их. Для сохранения контроля и для обеспечения лояльности протестантского рабочего класса верхушка юнионистов превратила Шесть Графств в полицейское государство и узаконила дискриминацию против католиков, лишив их равноправного доступа к голосованию на выборах, к рабочим местам и к жилищному фонду.

В начале 30-х годов протестанты и католики на короткое время объединились в ходе демонстраций против безработицы. Но юнионистские лидеры быстро подорвали революционные настроения протестантских рабочих, гарантировав им привилегированную позицию над католиками. В июле 1933 года сэр Бэзил Брук, член протестантского парламента в Стормонте, который позднее стал премьер-министром Севера, как сообщалось в прессе, говорил следующее: «Было большое количество протестантов и оранжистов, которые предоставляли рабочие места католикам. Он чувствовал, что мог говорить на эту тему непредвзято, ибо у него в его собственном месте не было ни одного католика. . В силу
этого он обращался с призывом к лоялистам там, где только возможно, давать работу только хорошим протестантским ребятам и девчатам.»

Затем, в апреле 1939-го премьер-министр Джеймс Крейг заявил: «Я всегда утверждал, что в первую очередь являюсь оранжистом, и уже затем – политиком и членом парламента. Мы – парламент протестантов в стране протестантов, и это все, чем я могу похвалиться.»
Режим апартеида неизбежно сопровождается соответствующими идеями.

Фундаменталисты, возглавляемые Ианом Пейсли, которому удавалось дважды получить большинство голосов юнионистов на выборах, представляли свои действия по удержанию католиков в безропотном повиновении как крестовый поход против католического дьявола.

В газете «Протестант Телеграф» (1967 год) Пейсли пишет: «Дьявол отлучает нас от нашего наследства, ставя на пути нашем католицизм. Все эти «черноватые» мессы, предрассудки и поклонение папе, в сочетании с такими пороками как убийство, грабеж, аморальное поведение, похоть и кровосмешение не пускают нас в землю обетованную и свободную.»
В своей более поздней проповеди, записанной на аудиокассету, Пейсли провозглашает: «Нам принадлежит славное наследие протестантизма. Поистине, приходится удивляться его величию, подумав, от чего мы избавлены благодаря ему: от цепей, тирании, лжи и  римского плена с его идолопоклонничеством и неправедностью. Мы вышли из тьмы на свет, из рабства на свободу.»

Пейсли имел постоянные контакты с ультраправыми религиозными организациями в США и был награжден степенью почетного доктора южнокаролинским университетом Боба Джонса, расистским учреждением, препятствующим объединению черных и белых.

Многие протестанты считали католиков людьми второго сорта – и в социальном, и в религиозном плане. Несмотря на то, что узаконенная дискриминация при приеме на работу являлась (и до сих пор является) причиной существования гораздо более высокого уровня безработицы среди католиков, чем среди протестантов, католики воспринимаются протестантами как ленивые, бегущие от работы люди, стремящиеся прожить за государственный счет.

Подобный расистский стереотип, безусловно, относился и ко всем «цветным» британцам, и конечно же, являлся удобным предлогом для дискриминации.
Вот отрывок речи Дэвида Кэлверта, представителя возглавляемой Пейсли Демократической партии юнионистов, произнесенной в Североирландской Ассамблее в 1984-м году: «Приверженцы протестантизма…стремятся идти в ногу со временем, много работают для достижения этой цели. Однако лишь отдельные католики способны поддержать их в этом. … Говорят, что они [католики] работают только вполсилы.»

Лоялистская песня передает тот же смысл несколько иными средствами:

«Как только дети их заговорят,
То сразу о дискриминации кричат,
А у отцов их нет иных забот,
Как только поживиться за наш счет.»

И снова – в лучших расистских традициях – протестанты называют католиков грязными, пьяными и глупыми, а католичек – безотказными. Себя же протестанты представляют полной противоположностью: работящими, ухоженными, трезвыми и умными, а своих женщин – честными и верными.

«Окончательное решение»

Некоторые лоялисты в своих поношениях католиков заходят и дальше. В опубликованном в 1974 году сборнике лоялистских песен, например, те предстают как «бунтующие отбросы» и «фенианские свиньи».  В 1971 году лоялистская газета писала:  «Скоро придет время, когда республиканская гниль предпримет последнюю попытку… и тогда мы примем окончательное решение.»

В мае 1984-го Джордж Сирайт, представитель пейслитской Демократической партии юнионистов, входящей в Североирландскую Ассамблею, вызвал бурную реакцию, заявив, что средства, идущие на обучение «фенианских выродков» рациональнее было бы использовать на строительство крематориев для католиков и их священников.

Сирайт отказался взять свои слова обратно, говоря, что «не будет ни отступлений ни извинений, ни компромиссов, ни капитуляций».

Подобные представления о католиках – как о существах низших и достойных лишь презрения – неизбежно вылились в полномасштабные кампании сектантских убийств, в которых жертвы избирались исключительно по религиозному признаку. От рук протестантских группировок погибло несколько сотен католиков, чьей «виной» явилось вероисповедание. Сходные кампании – убийств и погромов — проводились и против «цветного» населения Британии — чернокожих и выходцев из Азии и Вест-Индии; основание – цвет кожи.

Лоялисты сочинили целый ряд песен, в которых воспевали победу над католиками, презрительно именовавшихся «ирлашками» (в оригинале taigs – от ирл. имени Taidh – прим. перев.). Так изображается, например, пожар в католическом квартале на Бомбейской улице в Белфасте в 1969 году:

«Четырнадцатого августа
Пошли мы погулять
На улицу Бомбейскую —
Пожечь и пострелять.
С собой мы взяли пушки
И, не забыв бензин,
Погнали мы ирлашек –
Неслись те как один!»

В другой песне, посвященной Кровавому воскресенью 30-го января 1972 года, когда британскими войсками было убито четырнадцать невооруженных участников мирной демонстрации, это событие описывается самыми радужными красками:

«Воскресное утро – ура, ура!
Сейчас начнется большая игра!
В руках моих – пушка, кольт 45,
И еду я в Дерри – ирлашек стрелять.
Воскресное утро – ура, ура!
Припев:Пиф-паф! Ой-ой-ой!
Кровавый денек – этот день мой!»

Другая популярная лоялисткая песенка:

«Британия, Британия – о, родина моя!
От всех этих ирлашек тебя избавлю я.
Охотиться отправлюсь я в западный квартал:
«Свободу Сэнди Роу!» – мой пистолет сказал.И нечего оружию пылиться и ржаветь:
Найдется всем работа – костями похрустеть.
Ведь нам давно известен судьбы закон простой:
Ирлашки безопасней с пробитой головой!»

Не приходится удивляться и тому, что нелегальные военные лоялистские группировки – «Ассоциация в защиту Ольстера» (UDA) и «Борцы за свободу Ольстера» (UVF) – сначала вступили в контакт, а позже и проводили совместные учения с британскими фашистами из «Национального фронта». В 1984 году трое подростков-лоялистов были осуждены за убийство католика в северном Белфасте.
«Национальный фронт» зачастую атаковал демонстрации, проводившиеся в защиту ирландцев, и организовывал марши по всем Шести графствам с разрешения юнионистских советов. Лоялисты, в свою очередь, долгое время выступали в поддержку режимов в Южной Африке и Родезии (до ее освобождения).

В дальнейшем Юнок Пауэлл, один из самых убежденных британских расистов, получил политическое признание в Шести графствах и теперь является депутатом Официальной партии юнионистов от графства Даун.

Община националистов, со своей стороны, редко реагировала на лоялисткий расизм как таковой. Хотя республиканские газеты и активно «нападают» на лоялистскую политику, протестантизм как вероисповедание остается за рамками всякой критики – не говоря уже о том, что ничего похожего на расистские анти-протестантские стереотипы нет и в помине.
Более того, республиканцы считают, что само явление лоялистского расизма коренится в британском правлении в Шести графствах, а поэтому весь их гнев обрушивается на Британию и ее агентов.

Полное отсутствие воинственного религиозного фанатизма и расизма является общей чертой всех антиколониальных движений в мире. В отличие от националистических движений в империалистических странах, в странах угнетенных национализм выражается в большей степени в гордости и любви к отечеству, чем в «поругании» тех, кто воспринимается как «чужак».

Как отмечает профессор Бенедикт Андерсон: «Удивительно, насколько мала и незначительна примесь ненависти к угнетателям в национальном чувстве угнетенных, которые имеют все причины ненавидеть своих поработителей.»

Ирландия забыта

После разделения Ирландии в 1926 году (26 и 6 вместо единых 32 графств), большинство британцев полностью забыло о ее существовании. Стормонт, парламент Шести графств, стал самостоятельным образованием, а в Палате Общин было принято решение не обсуждать проблемы Севера. Пресса, подчиняясь общему политическому настроению, также замолчала.

Разделение сделало Ирландию самым аномальным государственным образованием в Западной Европе. С этого момента Ирландия, западная страна, подавляющий процент населения которой составляют люди с белой кожей, где на протяжении долгого времени упорно искоренялся исконный язык, приобретает черты стран Третьего мира. Политическая и военная оккупация Шести северных графств Британией, вооруженная полиция и драконовские законы, неразвитая промышленность и полная зависимость от сельского хозяйства на Юге, экономический британский «плен», и, наконец, эмиграция из обеих частей – все это характеризует Ирландию как объект неоколониальной политики. Ирландия, как и страны Третьего мира, не стремится стать империей, хотя и посылает миссионеров в развивающиеся страны.

Исключительность политической позиции Ирландии отражается и на положении ирландцев-иммигрантов в Британии. Они заняты, в основном, тяжелым физическим трудом, работают на фабриках, или – санитарами — в больницах. В то же время на этих постах их частично заменяют другие иммигранты, чье происхождение и культура гораздо сильнее отличается от британской: первоначально это прибывшие в Британию к концу девятнадцатого века тысячи выходцев из Центральной и Восточной Европы, среди которых много евреев, и, затем, послевоенное поколение – из Вест-Индии, Индии и Пакистана.

Последних обвинили – как ранее ирландцев и евреев – во всех экономических бедах страны. В  60-70-х годах число покидающих Британию превышало число иммигрантов. Две трети приезжих составляли люди с белой кожей. И тем не менее иммиграция — особенно «черная» – воспринималась и политиками, и СМИ как «проблема», что и отразилось в серии принятых между 1962-м и 1981-м годами законов расистского толка, касающихся национальности. Эти законы фактически закрывали въезд в страну для жителей «черных частей» Содружества бывших британских колоний (Commonwealth); при этом условия иммиграции для белых выходцев из «владений» по всему миру, государств Европейского экономического сообщества и ирландцев оставались без изменений. Провозгласив неприемлемым любой цвет кожи кроме белого, эти законы закрепляли официальную расистскую позицию Британии. Однако, несмотря на то, что ирландцы перестали быть основным объектом британского расизма, в экономическом и социальном плане они все еще оставались крайне уязвимыми.

В 1923 году в городе Хеленсбург в Шотландии неким официальным лицом была произнесена фраза, ставшая впоследствии крылатой: «Ирландцы за считанные годы превратят этот город в трущобы, а поэтому следует всеми способами
уклоняться от предоставления им жилья.» «Цветным, ирландцам и собакам вход воспрещен» – еще одно типичное замечание,
сопровождавшее объявления о сдачи жилья в аренду в 50-х. В 1966-м Илингский совет с легкостью выиграл дело, начатое Комиссией по расовому вопросу против практикуемой политики избирательного предоставления жилья гражданам Британии. Иск был подан после того, как в жилье было отказано ирландцу.

При помощи исследования положения детей иммигрантов 70-х удалось выяснить, что «состояние жилья, занятости и финансовых условий в семьях выходцев из Азии в первом поколении, Вест-Индии — в первом и втором, а также шестнадцатилетних ирландцев в равной степени ужасающе.»

Прежние стереотипы в отношении ирландцев сохраняются. Ведущий историк А. Л. Роз, например, продолжил славные традиции своих предшественников. В своей книге «Елизаветинская Англия: история продолжается», опубликованной в 1955-м, содержатся множественные замечания о «низшей» кельтской расе: «Убийства среди прочих ирландских преступлений
относительно редки… Кельты все еще склонны не мыться… в Ирландии время, кажется, остановилось – как и для всех прочих кельтов…». В следующем абзаце Роз разъясняет ситуацию при помощи модных в то время фрейдистских терминов:
«В елизаветинские времена ирландцам была представлена альтернатива развития в виде протестантизма: активное предпринимательство, перспективность, динамичность.

Будет справедливым признать, что католицизм, тем не менее, не только гораздо более соответствовал природе ирландского общества – что мы наблюдаем и в эти дни – но также и самой природе ирландцев. Подтверждение тому можно найти в обращенном в прошлое кельтском взгляде, несомненной ностальгии по материнскому лону, отказе взглянуть в лицо реальности и глубочайшем желании углубиться в себя.»

Старинные предрассудки по отношению к ирландцам и сопутствующие им британские иллюзии в отношении собственного превосходства продолжали выходить на поверхность – и порой в самые неожиданные моменты, как, например, в этом отрывке из детективного романа Джозефины Тей, изданном в 1984 году:

«Она обернулась, чтобы передать ему поднос, и теперь стояла к нему лицом. Их
руки почти соприкасались. «Саксы имели два качества, которыми я дорожу
больше всего на свете – качества, которые объясняют, почему им удалось
завоевать почти полмира: доброта и надежность, или, если хочешь, терпимость
и ответственность. Этими качествами никогда не обладали кельты; именно
поэтому ирландцам и не досталось ничего, кроме ссор.
Ах, черт, я совсем забыла о креме!»

В 1967-му году, времени, когда британцы еще не подозревали о назревающем обострении ситуации на Севере, а чернокожие испытывали на себе всю тяжесть расистских настроений, застарелая враждебность по отношению к ирландцам находилась практически на поверхности. Опрос, проведенный агентством «Gallup» в октябре того года, показал, что около четверти от общего числа принимавших участие в исследовании считают, что ирландская иммиграция имела «отрицательное воздействие» на экономику
Британии.

Ввод войск

С возобновлением североирландского конфликта, и в особенности с повторным введением войск в 1969-м, все многолетние предрассудки приобрели еще большую резкость. Первоначально британские политики и комментаторы сочувствовали католикам, требовавшим равноправия, и осуждали юнионистский режим. В то же время британцы вели себя так, словно уродливая, пронизанная дискриминацией политическая система Севера не имеет к ним никакого отношения; между тем в действительности именно благодаря покровительству Британии и сложились условия для ее существования.

В августе 1969-го массированная атака полиции на националистический район Богсайд в Дерри открыла дорогу британским войскам. Местное население дало решительный отпор деморализованным и истощенным силам RUC, что и послужило поводом для обращения североирландского правительства за помощью к Британии. Основная причина заключалась в том, что, как вспоминает Джеймс Каллаган, в то время занимавший пост секретаря по внутриполитическим делам от лейбористской партии, правительство «боялось, что центр города будет захвачен бунтующими, что подразумевало мародерство, поджоги, ранения и нанесение ущерба имуществу.» Однако, как признал Каллаган, войска были введены и как подкрепление силам полиции, и «во избежание нарушений общественного порядка», и, как тогда это представила пресса, для установление мира в Ирландии и как дисциплинирующая мера для ирландцев.

Именно поэтому, 18-го августа 1969 года, спустя четыре дня после ввода войск, «Дейли Миррор» опубликовала статью под заголовком «Уроки истории для ирландцев», в которой говорилось о том, что «ирландцы признают только один способ: воевать и отстаивать мир, которого у них никогда не было».

Вскоре после того, как в июне 1970-го к власти в Британии пришли консерваторы,  британская армия провела серию нападений на националистические кварталы. Это, в свою очередь, полностью прояснило позицию правительства и его заинтересованность не в проведении реформ, а в сохранении существующего статуса кво. ИРА, почти незаметная в 1969-м, стала сильнее и активнее; одной из первых операций стало убийство британского солдата в начале 1971-го. Во всех случаях, когда, казалось, британское правительство идет на незначительные уступки националистам, лоялистские группировки, и ранее прибегавшие к силовым методам – вспомним хотя бы убийство невинных католиков в 1966-м и полицейского в 1969-м — начинают сектантские кампании.

В последующие годы британские власти посредством средств массовой информации представляли общественности перевернутую картину событий ради одной-единственной цели: сохранение образа британской объективности и
беспристрастности. На зверства армии не обращали никакого внимания, сводили к минимуму ответственность лоялистов за насилие и представляли ситуацию как нескончаемый республиканский погром. ИРА изображалась скорее как причина, а
не следствие конфликта; делалось все возможное ради исключения из прессы политических взглядов националистов. То, что разделение и постоянное британское присутствие в Ирландии были истинным источником бед, умалчивалось, а тех, кто сомневался в положительной роли Британии, награждали титулом «предателя».

Круг истории замкнулся. Британские политики – как и теперь – пытались изобразить бесстрастность и полное отсутствие какой-либо заинтересованности и представить себя в роли желающих предотвратить «кровопролитие» посредников между «враждующими группировками». В 1983, например, «Санди Таймс» объявила, что «с 1969 года … основным политическим принципом британцев в Северной Ирландии был альтруизм». Ирландцы, напротив, характеризовались как люди беспричинно воинственные, проводившие все свое свободное время в том, что журналист Мильтон Шульман назвал «бессмысленным убийством друг друга от нечего делать», и, бесспорно, нуждавшиеся в твердой руке правителя. В 1977-м, когда RUC начали добывать признания при помощи пыток, «Санди Таймс» выразила общее мнение словами: «Самая большая проблема заключается в том, как цивилизованной стране справиться с нецивилизованными людьми и в процессе не уподобиться им.»

Та же точка зрения прослеживается и в учебниках истории, по которым занимались ученики английских школ. Ирландия редко упоминается в школьной программе — даже в школах, где обучаются дети ирландцев; и когда ирландская тема все же затрагивается, ирландцы неизменно предстают как «проблема», а британцы – как «пытающиеся ее решить».

Так, например, Р. Дж. Кутс в книге под названием «Британия с 1700», вышедшей в издательстве «Лонгман» в 1972-м, пишет: «В 1969-м году по улицам Белфаста и других североирландских городов прокатилась волна насилия. Для поддержания мира и спокойствия были введены британские войска, однако существующие на протяжении веков религиозные распри невозможно было решить за пару дней.» Другой учебник, изданный в 1976-м, свидетельствует, что британская армия имела неудовольствие «заниматься неблагодарной работой по сохранению хотя бы остатков мира и спокойствия в таком обществе, где насилие и терроризм зачастую вели к ответным действиям.»

Расизм, составлявший наследие «цивилизованной» Британии, использовался против «нецивилизованных» ирландцев и в случае открытого противостояния. В статье, появившейся непосредственно после голодной смерти Бобби Сэндса,
члена британского парламента, журналист Перегрин Уорстхорн, придерживающийся взглядов правого политического крыла, пишет:

«Англичане имеют все основания гордиться своими последними достижениями в Северной Ирландии, поскольку это дает запоминающийся урок альтруизма и приверженности делу мира всем странам. Ничто из совершенного другими государствами не заслуживает в такой степени Нобелевской премии… Именно это и раскрывает самую серьезную ошибку ИРА: недооценку зрелости британцев, их уникальное свойство не поддаваться эмоциям, которые личности менее совершенные считают обязательным условием мужества и самопожертвования.»

Предрассудки

Учитывая эту самопровозглашенную эйфорию, нам не приходится удивляться тому, что жестокие анти-ирландские насторения в обществе процветали. Как и во все предыдущие века ирландцев выставляли отсталыми, глупыми и беспробудными пьяницами. Так, в частности, автор колонки «Таймс» Бернард Левин вернул к жизни старинный викторианский стереотип в отношении ирландцев, выступающих за объединение Ирландии: «Взгляните на этих ирландских «патьриотов» (имитация произношения слова «патриот» ирландцами – прим. перев.). Они все еще широко разевают свои пасти в надежде исторгнуть последнюю лавину «собственного мнения», несмотря на то, что мозг их не способен породить ни одной разумной мысли, и панически боятся, что настанет тот час, когда рассудок, наконец, победит.»

В 1982-м, когда Джерри Адамсу, Дэнни Моррисону и Мартину МакГиннесу от Шинн Фейн, избранным в Североирландскую Ассамблею, запретили въезд в Британию, Левин написал отчет о воображаемом разговоре между ними и лейбористскими
членами Большого лондонского совета.

В своей крайне категоричной статье, повлекшей за собой волну протестов, Левин изобразил членов совета эдакими леваками, употребляющими тут и там жаргонные словечки, а представителей Шинн Фейн – косноязычными пьяницами-расистами.

Другой журналист, также придерживающийся правых взглядов и большой любитель поупражняться в остроумии на ирландские темы, Оберон Уо, комментируя ирландский нейтралитет в войне за Мальдивские (Фолклендские) острова в 1982, пишет в «Санди Телеграф»: «Крайне соблазнительно сейчас пожелать возвращения викингов, осаждавших берега Ирландии и насиловавших монахинь, что позволило бы и нам прикрыться утонченным политическим нейтралитетом и потребовать решения проблемы дипломатическим путем.»

В январе 1984-го Джон Джуниор, редактор «Санди Экспресс», следующим образом  высказался о намерении президента Рейгана отправиться в Ирландию с целью повышения рейтингов накануне выборов: «Что ж, кому что нравится. Лично я предпочел бы провести эти три июньских дня, выискивая червей в навозной куче.»

Даже известные деятели культуры не обошли Ирландию своим вниманием. Например, известный постановщик телеспектаклей, Деннис Поттер, рассуждая в «Санди Таймс» (декабрь 1983-го) о трудностях, возникающих при съемке фильма, говорит: «Богом клянусь: вы — ирландец,’  — обратился ко мне обаятельный американский актер ирландского происхождения Брайан Деннехи, приняв некоторые обороты моей речи и отсутствие нелюбви к выпивке за наследственные черты этого несчастного народа. Я так и не сумел заставить его понять, что в
действительности был оскорблен этим сравнением.»

Когда ирландец становится англичанином?

В согласии с этим принижением ирландцев, британские педанты выдумали то, что автор Айриш Таймс описал как «надоевшую английскую привычку называть любое достижение ирландцев — английским». Это было отмечено в начале 20 века Джорджем Бернардом Шоу, который писал, что историк Маколи, «увидев, что ирландский писатель Свифт стоит того, чтобы его украсть, пытался присвоить его, утверждая, что тот был англичанином, поскольку  не был кельтом». Шоу
ядовито добавил, что с таким же успехом он мог отказать Аддисону в имени британца, поскольку тот не красил себя голубой краской  и не привязывал острые косы к своему портшезу (обычаи древних британцев времен римского
завоевания –пер.).

В 1983 году ирландский поэт Шеймус Хини был так разгневан, обнаружив, что его стихи включены в сборник Современная Британская Поэзия (издательство Пингвин) – он думал, что книга будет называться «Открытое пространство», что
написал стихотворение, подчеркивающее, что он ирландец, а не англичанин:

Падает занавес империи,
Но слово «британец»
Вонзилось глубоко в аборигена,
Словно Артуров меч.

Не дивитесь, коль я не рад этой чести
Знайте — мой паспорт —  ирландских цветов,
И никто из нас не поднимет бокала
За здравие королевы.

Точно так же письмо в Айриш Таймс указывает, что когда ирландец совершает смелый поступок – как когда один ирландец спас двух людей из горящего автомобиля в северном Лондоне в 1982 году – СМИ не упоминают их национальности. Однако, когда ирландец попадает в тюрьму даже за мелкий проступок, слово «ирландец» непременно окажется в заголовке.

Карикатуры

Некоторые самые гнусные нападки на ирландцев осуществлялись карикатуристами, особенно теми, кого публикуют в «массовой» прессе. В соответствии с требованиями ремесла, карикатуристы отражают и преувеличивают основные
новости дня. За редким исключением, они изображают английских политиков и солдат как многострадальных «миротворцев», во время войны, которую не они развязали, среди жестоких и неразумных ирландцев.

К середине 70-х, когда английские войска нападали на ирландское население, карикатуристы вспомнили викторианское изображение ирландцев, описывая их как примитивных полуобезьян в сравнении с куда более человекообразными
солдатами. Когда в 1982 году Айриш Таймс задала вопрос Майклу Каммингсу, который рисовал для Экпресс, он сказал, что его профессиональный долг – выражать предубеждение англичан, что ирландцы « крайне склонные к насилию,
кровожадные, пьющие как лошади и буйные во хмелю». «Насилие ИРА», — сказал он, представляет их скорее похожими на обезьян – хотя это несправедливо по отношению к обезьянам». Он продолжал : «Существует также странная убежденность – что ирландцы как нация имеют длинные верхние губы. Мой коллега Джек (из Стандард) рисовал всех ирландцев с солнечными ожогами на щеках – так он давал знать, кто они такие.»

О своей собственной работе он добавил : «изображаешь людей с кислыми лицами, когда они говорят о тебе неприятные вещи – хотя такого очаровательного человека как Гаррет ФицДжеральд (премьер-министр Ирландии с 1981 по 1987
год – пер.)так не покажещь». Одна карикатура Каммингса вызвала протесты работников Скотиш Дэйли Экспресс в Глазго в 1971 году. Там был изображен самолет с надписью Ирландская Республиканская Авиакомпания, выгружающий контейнеры с надписями вроде «25 самоваров на Фоллз Роуд». Перед грузом помещался Брежнев в костюме священника, с портфелем с надписью «Отец О’ Брежнев, миссионер в Ольстере».

Некоторые рабочие были католики ирландского происхождения, и они восприняли это как нападки и клевету на ни в чем не повинных католиков. Они также опасались, что эта карикатура ухудшит отношения между католиками и протестантами в Глазго. После спора с редактором и замредактора девять инженеров и электриков прекратили работу, и 350 000 экземпляров не были отпечатаны. Однако в Манчестере, где печаталось издание для Ирландии, редакторы поступили иначе – они просто не напечатали карикатуру.

Карикатура Джека.

Карикатура, вызвавшая наибольшее возмущение, была нарисована Джеком для лондонской вечерней газеты – Стандард – 29 октября 1982 года. Она изображала прохожего у  тумбы с  афишей фильма «Ирландцы» с рекламой : «Крайняя степень
психопатического ужаса». На заднем плане афиши уродливые фигуры размахивали страшным оружием на кладбище.

Как позднее признала газета, у многих эта карикатура вызвала гнев. Ирландцы выразили свое недовольство, в том числе в комиссии по нацменьшинством лондонского городского совета. Сессия совета решила прекратить помещать объявления, на сумму около 100 000 фунтов в год, в газете Стандард. Глава совета Кен Ливингстон заявил : «Эта карикатура явно изображает ирландцев, как народ и как общество – жестокими, тупыми убийцами. Я не верю в свободу слова для расистов. Мы не дадим  Стандард ни пенни, пока они не прекратят клеветать на ирландцев.»

Но газета не смутилась, ответив, что по сравнению с  положением в «Ольстере» «действительно, средний американский фильм ужасов выглядит совершенно невинно».

Комитет за Расовое Равенство обратился к генеральному прокурору с просьбой начать дело против газеты, и также пожаловался в Совет по делам печати. Но комитет позднее отозвал жалобы, сказав, что это не относится к области
действия закона о межрасовых отношениях, и что Стандард дала «удовлетворительное» объяснение. Несмотря на то, что «фильм», описанный в карикатуре, назывался «Ирландцы», газета заявила, что карикатура «не была направлена против невиновных ирландцев».

Совет по делам печати не помог ничем. Он не только отверг жалобы, в том числе —  ирландца – читателя Стандард, но поддержал жалобу самой газеты на лондонский городской совет, постановив что его действия были «неприкрытой
попыткой местных властей использовать финансовое давление на редактора, касательно содержания газеты». Лондонский городской совет, тем не менее, не уступил. Кен Ливингстон заклеймил Совет по делам печати как «гнездо консерваторов» и сказал, что Стандард не получит объявлений до полного извинения.

Не прошло и нескольких недель после решения Совета по делам печати, как подобное произошло в Новой Зеландии. Трутс, еженедельная бульварная газета опубликовала передовую с выводом : «Хотя терроризм в любой форме, в любой стране ужасен, есть что-то в его ирландской разновидности – как и в действиях ООП против Израиля – что превращает ирландцев (или палестинцев) – в народы, нетерпимые в цивилизованном обществе».

Ирландский посол Джозеф Смолл выразил протест премьер-министру Роберту Малдуну, который предложил обратиться в Совет по делам печати Новой Зеландии и к посреднику по межрасовым отношениям. В апреле 1983 года Совет по делам
печати постановил, что статья вышла за рамки разумного комментария. Посредник по межрасовым отношениям Хиви Тауроа, маори по национальности, нашел, что статья нарушает закон Новой Зеландии «О межрасовых отношениях», в
котором сказано: «Признается незаконным в Новой Зеландии для любого лица публиковать или распространять печатные материалы угрожающего, оскорбляющего или ругательного содержания в выражениях, могущих вызвать враждебность или злобу, или презрение и насмешки в адрес групп людей на основании цвете кожи, расы, национальности или места происхождения.»

Подобные же слова есть в английском законе Об Общественном Порядке. Редактор Трутс сказал, что газета сожалеет о нарушении закона и извинился перед послом и ирландскими по происхождению жителями Новой Зеландии (интересно,
извинился ли он также перед палестинцами? –пер.)

Антиирландские шутки

В условиях, когда ирландцев постоянно очерняют, и война оказывается результатом ирландской «неразумности», а не английской политики, не удивительно, что шутки столетней давности снова вытаскиваются на свет божий.

В 1971 году исследование телевизионной программы «Комедианты» показало, что анти-ирландские шутки – вторые по частоте в их репертуаре (на первом месте – антипакистанские). В 70-е годы книги анти-ирландских шуток, продаваемых на
остановках и в других местах массового скопления народа, расходились в астрономических количествах. С 1977 по 1979 год издательство Футура продало 485 000 экземпляров «Официальных ирландских шуток».

Основа этих шуток – тупость ирландцев. Они часто не только расистские, но и сексистские. Многие ирландцы были разгневаны, когда игрок на телевизионном соревновании рассказал об «ирландце-насильнике, который связал своей жертве
ноги, чтобы она не убежала.» Процветает и торговля анти-ирланскими сувенирами : «ирланский кубик Рубика» — весь зеленый, с неподвижными частями и надписью – «миллион кубиков продан – изобретателю», «ирландский» компьютерный диск – записная книжка и карандаш, и вездесущий плакат, озаглавленный «Письмо ирландской мамаши», которое начинается так : «Дорогой Сын, Только несколько строчек, чтобы ты знал, что я еще жива. Я пишу медленно, потому, что знаю, что ты читаешь медленно. Ты не узнаешь наш дом, когда вернешься – мы переехали.» И т.д. Это «письмо» с длинной бородой, исследователь из университета Шеффилда насчитал 49 вариантов, самый ранний датирован 1795 годом и начинается : «Я послала тебе 9 шиллингов по почте, за доставку нужно платить всего гинею (21 шиллинг по тогдашним деньгам –пер.)

Иногда жалобы на такой бизнес приносят плоды. В 1976 году Тони Коринда из Кей.Ви. Кардз Лимитед (Лондон)  был принужден снять с продажи карточку «Члена ирландского клуба интеллектуалов», с коэффициентом интеллекта 001 ?
(нормой считается 100 –пер.) и датой 31 февраля. Коринда был не слишком доволен : «мы продавали их сотнями» — огорчался он. В 1982 году по жалобе Дональда Макамло Ко-оп в Ноттингемшире снял с продажи футболку с надписью
«Если хотите иметь доморощенную наркоту (игра слов – также «тупица» –пер.) – выращивайте Пэдди». В том же году торговая сеть Вулворт сняла с продажи анти-ирландские сборники анекдотов и плакаты после того, как группа
Представители ирландцев в Англии пикетировала некоторые из магазинов в северном Лондоне.

В других случаях жалобы были безрезультатны, возможно потому, что прибыль оказалась слишком высока. Магазин в лондонской Камден Таун продал более 600 «подлинных ирландских кружек» — с изображением трилистника и ручкой внутри — за два года. Фешенебельный магазин в Ковент-Гардене в Лондоне снял их с прилавков на короткое время в 1982 году, чтобы их не сочли подстрекательскими после взрывов ИРА в Лондоне, но потом стали продавать снова – и еще успешнее из-за поднятого шума. Генеральный прокурор сэр Майкл Хэйверс отклонил требование Представителей ирландцев в Англии о возбуждении дела против магазинов, торгующих такими кружками.

Юмор или расизм?

Когда кто-то жалуется на анти-ирландские шутки или сувениры, его часто обвиняют в отсутствии чувства юмора. «Каждый должен уметь посмеяться над собой» — говорят им. Но часто ли мы слышим как англичане смеются шуткам над
тупыми англичанами? Таких шуток практически не встретишь, хотя в Австралии они звучат, как и иногда — шутки о тупых английских шпиках в Северной Ирландии – поскольку ирландцы и другие «нацменьшинства» не склонны отвечать расизмом на расизм. Но ирландцы действительно любят пошутить над английским чувством превосходства. «Слышали о двух англичанах, которые пытались достать ирландца в пивной? Один из них подошел к ирландцу и сказал : «Ты знаешь, что
Папа  Римский– ублюдок?» Ирландец не отреагировал. Тогда другой англичанин подошел и сказал: «Эй, Падди! Знаешь, что Папа — англичанин?» «Да, — ответил тот, — твой приятель только что сообщил мне эту новость.»

Ведущий антрополог Кэмбриджа Эдмунд Лич исследовал несколько самых популярных сборников анти-ирландских анекдотов в своей статье в журнале «Нью Сосайети». Он указал, что то, что смешно в одном обществе или группе лиц, не
смешно или бессмысленно для другой группы. Изучив анти-ирландские анекдоты в подробностях, он заключил, что «суть образа этих ирландцев» «не столько юмор, сколько презрение, граничащее с глубокой враждебностью. Персонаж этот – алкоголик, тупица, живет в болоте, круглый год не вылезает из резиновых сапог, неграмотный и постоянно противоречит здравому смыслу. Его лучшая половина ничем не отличается, разве что она крайне распущенна, а не постоянно пьяна». «О’Рейли не только пьет» -«А что еще он делает?» — «Ну, например, икает». Уровень таких шуток, замечает Лич, «ниже уровня моря». Почему же эти книги так хорошо продаются? Он предложил ответ, сравнив их с еврейскими шутками, которые рассказывают сами евреи : «Евреи рассказывают евреям шутки о евреях.

Это – выражение солидарности евреев, и часто они весьма остроумны. «Ирландские» шутки, как ни посмотри – прямо противоположный случай. Тупость шуток и их персонажей щекочет самолюбие читателей, которые верят, что они –
другие, что есть люди еще тупее их самих. Национальная составляющая этих шуток – скрытый расизм. Попробуйте заменить «ирландца» на «еврея» – никакого смысла не будет. Но совсем другое дело с «пакистанцем».

Шутки похожие по теме – и часто по содержанию – рассказываются американцами о поляках, а ирландцами – о жителях сельской местности в Керри (сравни пошехонцев в русском фольклоре –пер.). В любом случае, те, кто рассказывает эти шутки, считает себя выше и раздувается от самоуверенности. Журналист – американский поляк, который рассказал о таких шутках как «в словаре польского языка полно чистых страниц» и «у польского карандаша резинка с обоих концов», заметил : «Эти так называемые шутки предназначены для унижения их жертв и одновременно представляют рассказчика очень умным и вообще – высшим существом.»

Точно так же шутки о чернокожих или о женщинах позволяют белым и мужчинам считать себя «выше» и оправдывать этим свое угнетение других.

Некоторые английские газеты недавно рассказали об англичанине, который поехал в отпуск в Югославию и сделал множество снимков. Но когда их отпечатали, вместо живописных пейзажей он обнаружил снимки своего собственного правого уха – он держал камеру не той стороной. Он заявил на это «это, наверное, ирландский фотоаппарат». Вот замечательный пример интеллектуального содержания «ирландской» шутки и интеллигентности тех, кто
их сочиняет.

Верный расчет

Небезобидность подобных «шуток» проявляется хотя бы в том, каким образом их использует газета «Sun» – рупор исключительно «правых» взглядов, лидер читательской аудитории в 12 млн. человек.
Во время войны [Британии с Аргентиной] 1982-го года за Фолклендские острова «Sun» посвятила гибели аргентинского корабля «General Belgrano», унесшей сотни жизней, статью под задорным заголовком «GOTCHA!» («Попался!») и основала серию читательских анекдотов на эту тему, за каждый из которых авторам платили по 5 фунтов.

Нечто подобное было устроено и в 1984-м – с той лишь разницей, что дело касалось французских фермеров, протестовавших против импорта дешевого мяса из Британии. Кампания «Sun» на этот раз проводилась под лозунгом: «Загоним лягушатников в болото!».
В то же время опрос, проведенный среди читателей «Sun», показал, что треть из них считает газету лейбористской (эти результаты привел на одной из своих лекций в 1982-м году профессор Открытого университета).

«Sun» и некоторые другие «популярные» издания того же толка резко отреагировали на попытки бороться с антиирландским юмором.
В декабре 1982-го резолюция Ислингтонского Совета, выражающая протест против использования пластиковых пуль [вооруженными силами на территории Северной Ирландии], британского присутствия [в целом] и антиирландских шуток была встречена статьей, озаглавленной «Ну и насмешили!».
По утверждениям «Sun», «будущие диктаторы Ислингтонского Совета марксистов … настолько забылись в своем самодовольстве, что даже не поняли истинную природу этих шуток – любовь». Довольно странное замечание для газеты, которая всего лишь несколько месяцев назад, во время войны за Фолкленды, объявила бойкот всему, связанному с «презренными, вероломными ирландцами».
То же происходило и в дальнейшем – в год создания проекта «Ирландцы Ислингтона», финансируемого Лондонским Советом. В рамках проекта двоим рабочим, чей годовой заработок составлял 8 тыс. 600 фунтов, был предоставлен грант.

В их обязанности входили разнообразные задачи, касающиеся благосостояния и культуры населения. Однако в самом Лондоне, в тех районах, где проживает наибольшее число ирландцев, сумма грантов была незначительной.
«Уважаемая» пресса среагировала на проведенную инициативу целым потоком лжи, замешанной на враждебности. По некоторым (ошибочным) сообщениям выходило, что проект финансировался Ислингтонским Советом.

Основной атаке подверглась сформулированная в манифесте установка на «борьбу с антиирландским юмором в СМИ».
«Уже слышали ирландскую «шутку» на 17 тысяч?» – вопрошает «London’s Standard».
«Заткнёте обидчиков милашек ирлашек – получите 17 тысяч за то, что справились с ирландским юмором,» – негодует «Daily Star».
«Семнадцать тысяч за спасение ирландцев!» – насмехается «Sun».
«Награда за ирландские шутки,» – объявляет «Daily Mirror».
«Марксистский совет в Лондоне бьет все рекорды безумия, » – сетует «Sunday People».
Алан Клинтон, председатель Ислингтонского Совета, отметил, что реакция прессы сама по себе была «ярким примером» проявлений расизма в отношении ирландцев, бороться с которым и был призван проект.

Отбросы остроумия

Мария Эджворт и ее отец в совместной книге «Сочинение об ирландских шутках», опубликованном в 1802-м году, указывают, что род юмора, высмеивающий глупость других, в действительности стар как мир:
«Одни шутки, которые, как считается, появились на свет в Ирландии, на самом же деле перекочевали из иных стран; другие же, признанные «несравненными», в главных своих достоинствах уже побеждены.»
Авторы приводят множество примеров, когда забавные истории, считавшиеся «исконно» ирландскими, оказывались испанскими, французскими или даже греческими.
В «Сочинении…» поклонникам «высокомерного» юмора дается также нелестная характеристика:

«Таковы люди, утверждающие, что смех рождается из сознания превосходства, действительного или мнимого. Если предположить, что именно тщеславие является истинным источником смеха (поскольку самые большие невежи, соответственно, и самые тщеславные люди на свете), то они, должно быть, и самые большие ценители смешного. Они не замечают собственных недостатков, а, следовательно, не страшатся стать, в свою очередь, объектом насмешек; значит, им остается лишь потешаться над теми, кто их превосходит…

Мудрость способна испытывать глубокое уважение, восхищение, сомнение, или унижение; невежество же, не подозревающее о собственной природе, от смеха не удержать никакими средствами – ни божественными, ни человеческими.

Утонченная деликатность не способна помешать невежам забавляться; сколько ни рассказывай им анекдот – один раз или десять – они всё смеются. Любая затертая пошлость представляется им верхом остроумия и оригинальности; именно такие люди питают самую опаль, самые отбросы остроумия.»

 

Можно смело утверждать, что шутки о глупости других ходят по миру в поисках объекта. Разнообразные группы людей придумывают шутки о самых разнообразных вещах – однако все эти вещи имеют одну общую черту: сочинителей они либо оскорбляют, либо воспринимаются ими как нечто, достойное презрения.

Ирландцы, угнетаемые и эксплуатируемые Британией на протяжении многих столетий, неизбежно становятся объектом для подобных упражнений в остроумии. В свою очередь антиирландские шутки сложились в довольно распространенный среди британцев стереотип: ирландцы – нация глупцов.

Такое мнение закрепилось и дало пищу шовинизму в отношении ирландцев и их политических целей. Оно же помогло создать такую [социальную] атмосферу, в которой лишь немногие задавались вопросом о том, что же все-таки происходит, когда солдаты и полицейские пытали людей или убивали детей пластиковыми пулями.

Оно работает лучше всякой пропаганды на службе правительства и облегчает ему задачу оправдания британского присутствия на ирландском Севере, со всеми вытекающими  последствиями.

Фартук  мясника

В наши дни, во время правления королевы Елизаветы II, британское присутствие в Ирландии можно объяснить теми же причинами, по которым четыре века назад  Елизавета I отправила туда армию и поселенцев: стремление обезопасить «западный форпост Британии», а вовсе не альтруизм.

Присутствие Британии в Шести графствах невозможно объяснить, ссылаясь на «демократию», поскольку Ирландия была разделена вопреки желанию местного населения.

Британия сохраняет свое присутствие на Севере даже не из желания поддержать «братьев по крови» – лоялисты, как и все прочие ирландцы, воспринимаются как «пэдди», «ирлашки». Как указывается в секретном правительственном отчете 1949 года, даже если бы лоялисты и захотели освободиться от Британии, этого бы все равно не произошло, поскольку ирландский Север представляет собой «стратегический объект чрезвычайной важности».
Таким образом, британское правление способствовало утверждению полицейского государства на территории Шести графств – и по замыслу, и по назначению. Более трети общества подвергается систематическим репрессиям и дискриминации, на что население неизбежно отвечает насилием.

Англичане, однако, и не собираются вникать во все тонкости роли Британии в судьбе Северной Ирландии, что поощряется и недобросовестными политиками, и средствами массовой информации, и бесчестными историками, и равнодушными учителями. Воскрешение застарелых предрассудков в отношении ирландцев – один из результатов происходящего.
Проблема английского расизма – против ирландцев ли, или же против чернокожих – это не просто следствие ошибочного мнения, сложившегося у англичан о других нациях.

Это, в большей степени, проявление ошибочной самооценки англичан, а также их восприятия истории и того места, которое Британия занимает в мире.

Существует один любопытный парадокс: история Британии полна насилия и варварства – лишь некоторые европейские страны могут «похвастаться» чем-то подобным.

Однако традиционное мнение изображает Британию цивилизованной и демократичной страной, а народы, ею порабощенные – дикими и кровожадными.

Постоянно поддерживаемая иллюзия собственного превосходства помогала Британии сохранить национальное высокомерие и сознание собственной значимости на протяжении столетий. Меры, принимаемые из соображений политических и экономических, выставляются так, словно альтруизм – их единственное основание.

Все виды зверств – от кромвелевской бойни в Дрогиде до работорговли и неограниченной эксплуатации завоеванных территорий – оправдываются заверениями в религиозном, культурном и расовом превосходстве. В результате многие англичане не способны увидеть себя со стороны, понять, почему их национальный флаг, Юнион Джек, в других странах называют «фартуком мясника», а саму империю определяют как «место, где солнце никогда не заходит, а кровь никогда не высыхает».

Британии уже давно пора внимательно приглядеться к собственной истории и переоценить свой вклад в историю Ирландии и других стран по всему миру.

Пришло время осознать, что не существует расы англичан – исключительно как людей с белой кожей, германскими корнями, исповедующих протестантизм ; что превосходство в области языка, культуры и истории – это вымысел; что и Великая Британская Империя, будто бы построенная не на собственных интересах и стремлении к самообогащению – миф; что «неполноценность» «цветных» рас по отношению к белой – ложь; что, наконец, «демократичное» и «альтруистичное» британское управление Ирландией – иллюзия.

Все эти мифы верой и правдой служили правящим кругам Британии, скрывая жестокую действительность: колониализм и эксплуатацию.

И теперь всё те же мифы небезуспешно маскируют беззаконие британской оккупации Ирландии, фактическое обогащение засчет стран Третьего Мира, а так же стремление свалить всю вину за экономическое неблагополучие на чернокожих англичан.

Эти мифы можно развеять, если мы зададимся целью добиться свободы и справедливости для Ирландии и построить такое общество в Англии, Шотландии и Уэльсе, которое не определялось бы эксплуатацией населения ни на упомянутых территориях, ни за их пределами, и где социальное и экономическое равноправие стало бы абсолютным законом.

Лиз Кертис, перевод  Лидии Волгиной, Елены Дорошенко и Ирины Маленко

left.ru

Читайте также: Об Англии, как античеловеческом государственном образовании в истории человечества

Как строился западный капитализм: голод и массовые убийства в колониях