В годы Северной войны в Европе получили распространение антирусские памфлеты. В 1716 г. в Лондоне вышла брошюра «Северный кризис, или Беспристрастные суждения о политике царя», авторство которой приписывается шведскому дипломату К. Юлленборгу. В 1718 г. издание было повторено в Париже. Автор памфлета утверждал, что сам характер правления Петра I, в силу которого он является неограниченным властелином над имуществом и честью своих подданных, побуждают его расширять территорию и богатства империи «с величайшей алчностью и честолюбием». Русский царь изображается главным зачинщиком Северной войны, а его союзники – лишь послушными орудиями для достижения его честолюбивых замыслов. Вопреки фактам Петр показан и как виновник затягивания войны. Он якобы способствовал взаимному уничтожению шведского и датского флотов, чтобы достичь господства на Балтике. Автор стращает англичан тем, что царь вскоре будет господствовать в торговле на Севере, а также в Персии и в Турции. Указывается на опасное проникновение русских в Германию. Наконец, делается вывод, что царь «стал угрозой спокойствию не только своих соседей, но и всей Европы».

В 1724 г. французский посол в Петербурге Кампредон характеризовал Россию как сильнейшую державу Севера и отмечал, что созданный Петром на Балтике флот «внушает страх соседям». Сразу после войны за польское наследство 1733–1734 гг. выходят «Московитские письма» Ф. Локателли, где говорилось об агрессивности русских, об их стремлении главенствовать на Балтике и закрепиться в Германии. Автор призывал европейцев загнать московитов «в их леса».

Даже русско-французский союз в годы Семилетней войны не сделал отношения двух стран по-настоящему дружественными. Пресловутый д’Еон, по словам его первого биографа, еще в 1757 г. предупреждал французское правительство об агрессивных планах России в Польше.

Ж. Лакомб в своей книге о России писал о постоянной военной готовности русских войск: «Петр Алексеевич совсем не оставлял свои войска праздными. «Надо, говорил он, чтобы они всегда служили отечеству, либо защищая его, либо обогащая».

Особенно настойчиво антирусские настроения поддерживались в сфере тайной дипломатии Людовика XV (так называемого «секрета короля»). Тесно связанный с этой дипломатией французский посол в Польше граф де Брольи неоднократно указывал на «проекты Петра Великого», которые Екатерина II реализует в своей внешней политике. «Грубый, но величественный гений Петра Великого породил неизвестный (тайный) проект, адресованный его наследникам, – занять место среди великих держав Европы», – писал некий Фавье по указке де Брольи. Впрочем, речь идет не о каких-то реальных документах Петра и не о результатах сравнительного анализа политики Петра и Екатерины, а о стереотипе «Екатерина II – продолжательница дел Петра I». В рамках этого стереотипа мыслили и французские дипломаты в период русско-французского сближения при Людовике XVI.

Ж.-Ж. Руссо, горячо сочувствуя несчастьям поляков, осуждал русские завоевания и страшился нового татарского нашествия на Европу. Не стоит завоевывать соседей, когда своя территория остается недостаточно устроенной и слабо заселенной, поучал Мабли на примере деятельности Петра. Дидро и Рейналь писали о «честолюбивых замыслах» русского царя и предлагали русскому правительству расстаться с планами внешних завоеваний: «Несмотря на доблесть, численность и дисциплину своих войск, Россия принадлежит к тем державам, которые должны беречь свою кровь. Желание увеличивать территорию, уже слишком пространную, не должно увлекать ее далеко от границ и побуждать к военным действиям. Она никогда не сможет достичь единства, а ее народ не сможет стать просвещенным и процветающим, если она не откажется от опасной мании завоеваний, чтобы обратиться единственно к мирным занятиям». «Его наследники (Петра I. – С. М.), верные его химерическому и абсурдному плану, предприняли множество войн, чтобы расширить мореплавание и коммерцию, или, скорее, чтобы обеспечить и то и другое», – писал Мирабо.

Мирабо критиковал панегиристов Петра, в первую очередь Вольтера, упрекая его за услужливость и ошибки. «Будем осторожны, титул Великого чаще присуждался людям активным, чем людям полезным или наделенным большими талантами. Петр I не имел никакого права на восхищение и даже на уважение людей. Если надо, я покажу, в крайнем случае, что среди монархов, известных как великие, мало таких посредственных, как он. Но если царствование Петра было отмечено кучей ошибок, заблуждений, преступлений, …это скорее были ошибки времени и обстоятельств, чем этого бурного монарха. Он не наделен гением, дух подражания – вот вечный удел посредственностей. Петр был ведом идеями, бывшими в моде у цивилизованных народов, идеями, преступно поддерживаемыми хозяевами общественного мнения. …Но почему историки, говоря об умерших иностранцах, пачкают свои перья бесплатной ложью и бесполезной нечестностью? Подлые предатели, они профанируют безо всякого интереса самую святую из своих обязанностей. Они льстят мертвым, они вводят в заблуждение живых, они обесчещивают себя в глазах мудрецов, и, что самое прискорбное, этим они доводят до пошлости самую возвышенную обязанность цивилизованного человека – искусство развивать свой разум и передавать свою мысль». Искусно игравший роль демократа Мирабо, в отличие от большинства французских авторов XVIII в., осуждая Петра, оправдывал русский народ: «О русские, я не хотел вас оклеветать или оскорбить; вы могли бы, могли бы быть счастливыми, вы имеете право ими быть; только те, кто вами управляют, увековечили ваше несчастье».

В 1789 г. в Лондоне вышел памфлет «Об угрозе политическому балансу в Европе», написанный, как предполагают, французским журналистом Малле дю Паном по заданию шведского короля Густава III (Екатерина II называла его «француз с ног до головы»). Здесь опять настойчиво звучит тема русской опасности, высказывается сожаление об утрате «восточного барьера»: «Мы видим порабощенный Крым, Швецию под игом группировки, преданной России, Польшу, наказанную из-за порочности своих законов, наводненную русскими войсками, попранную, расчлененную». Тема русского «варварства» находит здесь новый поворот: если раньше «варварство» считали причиной слабости русской армии, то теперь в нем видят основу русских военных успехов. «Народ тем более опасный, что, закаленный варварством и дисциплинированный игом рабства, он более годится для завоеваний и опустошений, чем для войн оборонительных, нечувствительный к смерти и к несчастью…»

Вступил в спор с вольтеровской оценкой Петра I и С. Марешаль, для которого «Вольтер больше не авторитет в истории и в политике». Свою «Историю России» он сократил до рассказа о преступлениях и кровавых переворотах, которые составляли историю русского деспотизма. Марешаль писал свое сочинение как своеобразную «антиутопию», «идеальное» воплощение тиранического правления и его результатов. Хотя во введении автор писал о правдивости и беспристрастии, его «История» – не научное сочинение, а острый памфлет, разоблачавший правителей России, среди которых ни один не заслужил ни одного доброго слова автора. (Потомки Кия, по словам Марешаля, передрались между собой и не могли уже обороняться от врагов. Рюрик избавился от своих братьев с помощью яда и наемного убийцы. Душа князя Игоря «питалась преступлениями». Ольга была «коронованным чудовищем». Ее сменил Святослав «с самыми подлыми чувствами и низкими страстями, жадный до крови и золота». Владимир, «которому преступления удавались лучше, чем другим, был в глазах автора «северным Сарданапалом» и т. д.)

Время Петра I, по мнению Марешаля, не являлось исключением из правила. Автор не жалел для него самых мрачных красок. Петр – это «живодер человеческой кожи, своего рода палач, развратный муж, плохой отец и детоубийца, гнусный в своих удовольствиях, хищный зверь в своей мстительности, покорный подражатель других тиранов, лицемерный деспот…». Марешаль мобилизовал в своем сочинении все слухи и анекдоты, которые ходили о Петре еще при его жизни, дополняя их наблюдениями многочисленных критиков царя и собственными вымыслами. Историю преступлений царя он начинал с того, что Петр якобы отравил своего брата Ивана. В заграничном путешествии царь, по словам автора, дебоширил и предавался амурным приключениям, а затем устроил кровавую баню стрельцам. Марешаль оживил легенду о том, что Петр I в 1702 г. приказал казнить своего сына, попытавшегося по просьбе духовенства и бояр подать отцу челобитную против иностранцев. Но Меншиков якобы казнил вместо царевича молодого солдата. Все победы Петра оплачены слишком дорогой ценой, утверждал автор. Царь-каннибал «жертвовал десятью русскими за одного шведа. Полтава стоила жизни 40 тыс. русских солдат. В Прутском походе царь погубил 70 тыс. человек. Марешаль приписывал Петру планы завоевания всего Севера Европы и Константинополя. Для народа и всех недовольных у Петра, по словам автора, было лишь одно средство – кнут. Царь пытал, бил кнутом своего сына и свою бывшую жену. Он сам обезглавил царевича Алексея. Петр умер от венерической болезни, и никто не пожалел о его смерти. Заключая «в трех словах» историю царствования Петра, Марешаль писал: «Он устранил своего брата, заключил в тюрьму свою сестру и отрубил голову своему старшему сыну Алексею».

Французская революция испортила русско-французские отношения всерьез и надолго. Не случайно С. Марешаль в фальшивом «Завещании Екатерины II» вложил в уста императрицы такие слова: «Надеюсь, что верный моим планам Российский орел расправит свои могучие крылья, чтобы обрушиться на сию преступную страну, где кровь короля пролилась под рукой его народа». Копившаяся исподволь русофобия, страх перед Россией и ее «варварской» силой из области дипломатии открыто выплеснулись в сферу общественно-политической мысли. Россия, в начале XVIII в. вдохновившая европейских мыслителей на создание мифа о Петре, олицетворявшем прогресс и борьбу с варварством, в конце века получила в ответ «Завещание Петра Великого». Русские остались для европейцев «чужими», стереотип «русского варварства» вновь возобладал над верой в прогресс.

В условиях назревающего французско-русского военного столкновения появляется текст, получивший впоследствии название «Завещания Петра Великого». Русский историк писал: «Величие гения Петрова, громадность его целей поражают западный мир и отражаются в создании дикого мифа о завещании Петра Великого. Вражда, злоба и боязнь за будущее выразились в этом мифе, угрожающем Европе господством силы».

Всестороннее изучение текста привело исследователей к единодушному мнению, что они имеют дело с исторической фальшивкой, сфабрикованной с антирусскими политическими целями.

С учетом изысканий зарубежных авторов история самого текста вырисовывается сегодня следующим образом. Основные положения будущего «Завещания» были сформулированы в октябре 1797 г. близким к Наполеону польским эмигрантом генералом М. Сокольницким. Он составил «Мнение о России» и представил его Директории.

Это был страстный призыв польского эмигранта, родина которого тяжело пострадала от русской завоевательной политики, к Франции, забывшей о своем долге перед союзным дружественным государством, перед единоверцами-католиками. Главная идея памфлета, содержащего резюме «плана увеличения России», якобы разработанного и завещанного Петром I, – это идея о русской военной опасности, нависшей над Европой и над всем миром.

По мнению автора, «Французская революция и революция в Польше должны нанести смертельный удар планам Петра I», чтобы предотвратить грядущую катастрофу. План Петра I, по словам автора, был добыт в русских архивах, захваченных в 1794 г. в Варшаве. Размышления о русской угрозе дозрели у поляков, как отмечает Сокольницкий, в тюрьмах Петербурга. Итак, разбойничий раздел Польши, в котором активно участвовала Россия, был политическим толчком, вызвавшим к жизни будущее «Завещание». Как известно, исторические подделки были очень распространены в Европе конца XVIII в. (Почти в то же время во Франции появляется написанное С. Марешалем «Завещание» Екатерины II Павлу I.) Но идейные корни «Завещания» были более глубокими.

Наиболее подготовленной к осуществлению планов мирового господства в начале XIX в. оказалась наполеоновская Франция. Одним из главных препятствий на этом пути была Россия. В этих обстоятельствах мифический «план Петра I» показался Наполеону удобным средством для обработки французского и европейского общественного мнения в условиях войны с Россией. В 1811 г. генерал Сокольницкий, призванный в Париж, принимал активное участие в секретных приготовлениях к войне. Наполеон, просмотрев и отредактировав текст «Мнения о России» Сокольницкого, приказал включить его в книгу французского историка Ш. Лезюра «О росте русской державы от ее возникновения до начала XIX в.». В конце главы в примечании приведено резюме «плана Петра I», якобы хранящегося в секретных архивах русских царей. Сравнение текста «Мнения о России» М. Сокольницкого с резюме в книге Лезюра не оставляет никаких сомнений, что перед нами один и тот же «документ». Текст, опубликованный Лезюром, отличается от своего протографа лишь незначительной редакторской правкой, одним дополнением и одним небольшим сокращением.

В 30-е гг. XIX в., когда европейская общественность вновь была взбудоражена событиями в Польше, известный французский писатель Ф. Гайярде опубликовал вымышленные «Мемуары кавалера д’Еона» (Париж, 1836) и включил в них приписываемый Петру «план европейского господства», который французский дипломат якобы добыл в русских архивах около 1756 г. («План» этот представляет из себя несколько отредактированное «резюме» из книги Лезюра.) В 1839 г. польский автор Л. Ходзко выпустил в Париже книгу «Иллюстрированная Польша…», в которой впервые текст «плана» был назван «Завещанием Петра Великого». Под этим именем «документ» многократно использовался в антирусских политических целях.

Текст «Завещания» в том виде, как он представлен в книге Ш. Лезюра:

• Ничем не пренебрегать, чтобы придать русскому народу европейские формы жизни и обычаи, и с этой целью приглашать из Европы различных людей, особенно ученых, которые, или ради выгод, или из человеколюбивых принципов философии, или же по другим побуждениям, способствовали бы достижению этой цели;
• Поддерживать государство в системе непрерывной войны, для того, чтобы закалить солдата в бою и не давать народу отдыха, удерживая его во всегдашней готовности к выступлению по первому знаку;
• Всевозможными средствами расширять свои пределы к северу, вдоль Балтийского моря, и к югу, вдоль Черного моря;
• Поддерживать в Англии, Дании и Бранденбурге недоброжелательство к Швеции, вследствие чего эти державы будут сквозь пальцы смотреть на захваты, которые можно будет делать в этой стране, и на окончательное ее покорение;
• Заинтересовать Австрийский дом в изгнании турок из Европы; под этим предлогом содержать постоянную армию и основывать по берегам Черного моря верфи и, постоянно подвигаясь вперед, достичь Константинополя;
• Поддерживать анархию в Польше, влиять на ее сеймы и особенно на выборы королей, раздроблять ее при каждом удобном случае и, наконец, покорить;
• Заключить тесный союз с Англией и поддерживать с нею прямые отношения посредством хорошего торгового договора; позволить ей даже пользоваться некоторого рода монополией внутри страны, что незаметным образом послужит к сближению между английскими и русскими торговцами и моряками, которые со своей стороны всеми мерами станут благоприятствовать усовершенствованию и увеличению русского флота, при помощи которого тотчас же надлежит добиться господства над Балтийским и Черным морями, – это существенное условие для успешного и скорого выполнения этого плана;
• Он советует всем своим преемникам проникнуться той истиной, что индийская торговля есть торговля мировая и что тот, у кого исключительно она будет в руках, станет и истинным властителем Европы, что поэтому не следует терять ни одного удобного случая для возбуждения войны с Персией и для ускорения ее вырождения; надлежит углубиться до Персидского залива и озаботиться восстановлением прежней левантской торговли через Сирию;
• Вмешиваться, невзирая ни на что, силою или хитростью, в распри Европы и особенно Германии;
• Заискивать и поддерживать союз с Австрией, убаюкивать ее любимой ее мыслью о преобладании, пользоваться малейшим на нее влиянием для вовлечения ее в разорительные войны, с целью постепенного ее ослабления, временами даже помогать ей, а между тем, втайне создавать ей врагов в Европе и особенно в Германии, возбуждая в государях к ней зависть и недоверие. Nota: Этого тем более легко достигнуть, говорил Петр, что этот надменный дом уже не раз являл претензию господствовать над всеми древними государствами Европы, и каждый раз, когда он будет пытаться это осуществить, мы будем занимать по несколько прекрасных провинций, окружающих Венгрию, и, наконец, включим последнюю в нашу империю в качестве эквивалента;
• В супруги русским монархам избирать германских принцесс и путем родственных отношений и выгод умножать союзы для увеличения русского влияния в этой империи;
• Пользоваться религиозным влиянием на греко-восточных отщепенцев или схизматиков, распространенных в Венгрии, Турции и южных частях Польши, привлекать их к себе всевозможными прельщениями, навязываться в их покровители и добиваться над ними духовного главенства. Под этим предлогом и этим путем Турция будет покорена, и сама Польша, не имея уже возможности поддерживать себя ни собственными силами, ни своими политическими связями, точно так же скоро попадет под иго;
• Тогда каждая минута будет дорога. Необходимо втайне приготовить все средства для нанесения сильного удара, действовать обдуманно, предусмотрительно и быстро, чтобы не дать Европе времени прийти в себя. Надлежит начинать чрезвычайно осмотрительно, с отдельного предложения сперва Версальскому двору, потом Венскому, относительно раздела между собой власти над всем миром, давая им в то же время заметить, что это предложение не может казаться им подозрительным, ибо Россия de facto – уже повелительница всего Востока, и кроме этого титула больше ничего не выигрывает. Без всякого сомнения, этот проект увлечет их и вызовет между ними войну насмерть, которая вскоре сделается всеобщей вследствие обширных связей и сношений двух этих соперничающих дворов, естественно враждебных друг другу, а равно вследствие того участия, которое по необходимости примут в этой распре все другие европейские дворы;
• Среди этого всеобщего ожесточения к России будут обращаться за помощью то та, то другая из воюющих держав, и после длительного колебания – дабы они успели обессилить друг друга – и собравшись сама с силами, она для вида должна будет высказаться, наконец, за Австрийский дом. Пока ее линейные войска будут подвигаться к Рейну, она вслед за тем вышлет свои несметные азиатские орды. И лишь только последние углубятся в Германию, как из Азовского моря и Архангельского порта выйдут с такими же ордами два значительных флота под конвоем двух вооруженных флотов – Черноморского и Балтийского. Они внезапно появятся в Средиземном море и океане для высадки этих кочевых, свирепых и жадных до добычи народов, которые наводнят Италию, Испанию и Францию; одну часть их жителей истребят, другую уведут в неволю для заселения сибирских пустынь и отнимут у остальных всякую возможность свержения ига. Все эти диверсии дадут тогда полный простор регулярной армии действовать со всей силой, с полной уверенностью в победе и в покорении остальной Европы.

Последние пункты «Завещания» с их специфической лексикой («отщепенцы», «схизматики», «несметные азиатские орды», «кочевые, свирепые и жадные до добычи народы») со всей очевидностью выдают в авторе «Завещания» непримиримого врага России, несомненного католика. В «Завещании» особенно подчеркивается опасность России для католической Европы. Мешая правду с вымыслом, автор завершал создание нового стереотипа «русской опасности», который стыковался в сознании европейцев со старым – «русского варварства».

Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. Саратов, 2003

Читайте также: Генрих Штаден: Записки о Московии